Тусовка класса «Люкс»
Шрифт:
Дверь в столовую отворилась. На пороге стояла Агнесс. Ее толстые косы были убраны назад и перевязаны косынкой, она вытирала руки о платье.
– Я забывать вам сказать, – произнесла она по-английски. – Доктор Тейер попросил меня давать вам еда во время дня: утром, в обед и перекус после обед. Я слушать ваши указания. Что вы пожелать?
Таскани заказала салат с сыром тофу и диетический лимонад из двух разных ресторанов. Ной прикусил губу. Иерархия наемных работников в доме Тейеров уже успела себя обозначить, и ему было неудобно, что Фуэн и Агнесс находятся у него как бы в услужении.
– Ничего не нужно. Я обойдусь
– Да о чем вы говорите! – сказала Таскани. – Поешьте.
Ной колебался. Бесплатная еда. И из настоящего ресторана!
– Можно мне сандвич с тунцом? И с овощами? – сказал он. – И еще напиток «Ви-восемь».
Агнесс исчезла за дверью.
– Ну вот, – улыбаясь, проговорила Таскани, – теперь вы сами видите, какая она дурища.
– Напрасно ты так. Представь, что если бы ты очутилась во Франции? Тебе бы нелегко пришлось, верно?
Таскани передернула плечами, потом вдруг лицо ее просветлело: она вспомнила кое-что интересное.
– Агнесс еще сама не привыкла, что такая толстая. Раньше-то она была почти что худышкой, а как перебралась в Америку – раздулась. Отрастила, понимаете, брюшко, так несколько месяцев назад мы с Диланом об этом разговаривали и придумали план: пошли к маме, и он подъехал, типа того: «Да, а ты знаешь, что у Агнесс дружок в Нижнем Ист-Виллидже?» А я: «Да, и она вроде как поправилась». Обрюхатили! Не смотрите на меня так, мы и в самом деле думали, что она того, – мы же не знали, что она сама по себе разжирела.
– А что сказала твоя мама ? – встревожился Ной. Агнесс трудно было назвать жирной – он представить не мог, что бы сказала Таскани о Гере.
– Ну, она позвала Агнесс к себе в комнату и спросила ее! Так прямо и спросила: «Вы что, беременны? » Мы с Диланом за дверью подслушивали. Ну и, конечно, Агнесс сказала «нет, конечно, нет», только у нее получилось «нэээт, конэшно, нээт!» – она ведь француженка, и мы с Диланом от смеху прямо по полу катались.
– Это ужасно.
– Это было так смешно. Просто нельзя было удержаться.
– Это очень дурно. Я не шучу.
– Это было очень смешно. Вы бы тоже смеялись, если бы там были. Жалко, что вас не было.
– Ты только подумай, как она должна была себя чувствовать.
Таскани почувствовала его недовольство.
– А что такого? Вы что, вдруг решили и морали меня учить? Это было смешно. Ухохочешься.
Брови у нее сошлись – такой Ной еще никогда ее не видел, – глаза смотрели отчужденно. Он мог потерять ее. Его ученики только тогда соглашались заниматься, когда хотели ему понравиться. Если он ничего не предпримет, Таскани перестанет хотеть ему нравиться и он утратит над ней контроль.
– Ты злостная интриганка, – сказал Ной. Он не смог отделаться от бодренькой нотки, и она, вполне возможно, восприняла этот упрек как комплимент.
– Да, – улыбнулась Таскани. – Может, теперь поделаем что-нибудь веселенькое?
Единственным предметом, для которого Ной нашел Таскани настоящий учебник, была история. Вытащив учебник из стопки и просмотрев его, он тут же почувствовал неприязнь к этой книге: материал был распределен не по странам и эпохам, а по тематике; в той главе, что была нужна Таскани, шла речь о торговых путях и об изменениях, что они претерпели с течением времени. Ной почувствовал искушение предаться воспоминаниям, насколько проще были учебники в дни его учебы, но подавил его. Не хватало ему еще выставлять
– Знаете, у нас ведь и до Агнесс было много всяких девушек, – сказала Таскани.
Ной посмотрел на часы – образовательный процесс допускал еще несколько минут болтовни, если это поможет его ученице прийти в хорошее расположение духа.
– Вот как, и какие же они были? – спросил он.
– Ну, сначала была Клод, я ее не помню, потому что была маленькая, но Дилан ее ненавидел, и она у нас и месяца не прожила. Потом была Брижит, она была славная и часто водила нас с Диланом в парк, где встречалась с женихом. Она была классная, все было здорово, но только один раз я на нее разозлилась, потому что она перепутала, что я хочу, – я ненавижу кофейное мороженое, – и сказала маме про жениха, и Брижит пришлось уйти. Но хуже всех была Паскаль. Она загоняла нас спать, как какая-нибудь надзирательница из концлагеря, а когда я купалась на ночь и за полчаса не успевала, она начинала ныть: «Я хочу домо-ой, Таскани, давай уже заканчивай скорее», – как будто так можно, ведь в конце же концов мама же ей платила, верно? Но она была прямо непробиваемая, и маме она нравилась, потому что была старше остальных и ее было не так-то просто запугать. Но мы с Диланом все-таки придумали, как ее достать: мы ей сыпали соль в сахарницу, когда она пекла всякие там лепешки, а один раз сунули ее губку в унитаз, ему тогда было, наверное, пятнадцать, это была ужас какая пакость. А потом один раз у мамы с папой была вроде как годовщина, и Паскаль повела нас куда-то ужинать. Она всегда была такая странная, у нее, наверное, нервы расшалились…
– Расшатались, – механически поправил Ной. Он был оглушен этой нескончаемой «литанией».
…и мы с Диланом над чем-то там смеялись, я уже не помню, над чем, и я стукнула. Я имею в виду, тихонечко стукнула ногами ей по ногам. А она вдруг встала и говорит: «Я больше не намерена это терпеть, вы оба монстры, счастливо оставаться» – и это посреди ресторана! – и мы с Диланом только посмотрели друг на друга, понять ничего не можем, что за хрень, а она ушла и больше не вернулась. А потом мама нашла Агнесс, про которую мы думали, что она беременна.
– Ух ты, – сказал Ной, – а теперь давай-ка поговорим о турецких завоеваниях. Да, о турецких завоеваниях.
– Нет, вы признайтесь, что никогда ничего подобного не слыхали.
Могло быть несколько объяснений такого поведения Таскани. Первое – это что она привыкла к нему и стала чувствовать себя более раскованно. С другой стороны, она, возможно, привыкла вести себя так в школе – так она себя подавала в этой своей академии Мурпайк (да и во время недолгого пребывания в Чоуте тоже): девушка в миниатюрных шортиках, которой наплевать на преподов, всюду, где только можно, стремящаяся привлечь к себе внимание.
– Никогда ничего подобного не слыхал, – признал Ной.
Таскани перекинула волосы на другое плечо и принялась играть прядками.
– Ладно, – сказала она, – я готова трудиться. Когда я ушла, мы проходили про торговые пути в средние века.
Ной сглотнули попытался вспомнить все, что знал о средневековых торговых путях.
– Ну и что ты можешь мне рассказать? – спросил он.
– Ну-у, я не знаю… – Она вытащила из заднего кармашка листок бумаги. Это заняло несколько секунд: джинсовая юбка прилегала, как вторая кожа.