Тусовка класса «Люкс»
Шрифт:
– А что Таскани?
– Эта его злючка сестра? Нет, я о ней не слыхала. Тоже куда-то провалилась.
Они повторили субъектно-глагольное согласование и синтаксический параллелизм. Кэмерон ждали на занятиях в хоре а капелла, так что закончили они рано. Когда Кэмерон открыла свою огромную сумку, Ной заметил, как внутри сверкнула глянцевая бумага. Ему показалось, что он узнал журнал.
– Эй, – сказал он, – это у тебя что ?
– Это? – Кэмерон вынула журнал. – Журнальчик, распространяют у нас в школе. Неплохой. Все берут. Похоже, что делает кто-то из наших.
– Можно взглянуть?
На обложке журнала «Это все – ты» был любительский снимок: одно из деревьев Сентрал-парка на фоне абриса зданий Пятой авеню. Ной раскрыл
1. Бурные реки и буйные головы: спорт вне спортзала: получай удовольствие – с. 5.
2. Поступление: выбираем школу – с. 24.
Ной раскрыл вторую статью. Там была фотография Таскани: в облегающей маечке и очках в оправе со стразами она сидела в библиотеке, склонившись над книгой, которую, вполне возможно, держала вверх ногами. Внизу была пометка: со следующей осени автор статьи будет учиться в Хэмпширской академии.
Она это сделала. Она поступила.
Директор Гарлемского театра танца назначил Ною встречу в офисе благотворительного фонда в центре города. Ной повернул за угол и замедлил шаг: он уже был здесь прежде. Окинув взглядом улицу, он приметил витой бархатный канат. Офис находился в одном квартале от «Пангеи».
Возле двери «Пангеи» Ной замедлил шаг. Он вспомнил волнующую суету той ночи, когда он приезжал сюда. Сейчас в руках у него был блокнот, а на гладко причесанных волосах – мягкая шляпа. И, как когда-то в начальной школе, Ной ощутил себя не умеющим ладить со сверстниками не по годам начитанным мальчиком. Он улыбнулся, увидев две ведущие в клуб двери. И снова, как и тогда, в детстве, он ощутил свою правоту; породили ее увещевания матери и восторги учителей, уверявших, что только наука помогает сделать жизнь чем-то большим, нежели обычное существование.
Но не каждый простофиля – он это знал – имеет скрытый потенциал. Искушенные ребята с Манхэттена, такие как дети Тейеров, знают это и предпочитают не рисковать – утвердиться в кругу сверстников, а потом всеми силами удерживать завоеванную популярность. Ведь, если как следует рассудить, умение нравиться важнее, чем умение анализировать сонеты или руководить общественно важным проектом. Но может статься, подумал Ной, он, человек науки, и Дилан, вечный «крутой мальчик», сумеют сосуществовать.
До него вдруг дошло, что сегодня среда, – среда, когда зажигает золотая молодежь. Может быть, Дилан сегодня приедет в «Пангею». Ной поплотнее нахлобучил шляпу и вошел в офисное здание.
Пришло время июньского СЭТа. Ной и Олена занимались каждое утро, а после обеда, пока Ной учил ребят из Гарлема, как сдавать СЭТ, она делала проверочную работу, и мало-помалу они подготовились. Ной отвез Олену на экзамен вместе с шестью своими учениками в фургончике театра танца и смотрел, как она входит в здание школы Горацио Манна, окруженная толпой чернокожих и латинос. Они были инородным телом, посланцами в высшие сферы, ликующие и озабоченные ожившие персонажи популярных на СЭТе текстов для чтения. Затем Ной три с половиной часа бродил вокруг школы Горацио Манна. Наконец Олена шлепнулась на сиденье фургона, немного помолчала и с опаской задала Ною несколько вопросов, касающихся трудных мест СЭТа, и победная улыбка озарила ее лицо: похоже, она с ним справилась. Всю обратную дорогу ученики Ноя обсуждали с ней трудные места. Через десять дней ей по электронной почте прислали результат: 2120.
– Может быть, – в восторге сказала Олена, – может быть, я смогу поехать в Дартмут 35 !
– Будешь рядом с Таскани, – заметил Ной, – можешь стать ее репетитором.
Поступление откладывалось целый год. Только
35
Престижный и влиятельный частный колледж высшей ступени (фактически университет). Входит в Лигу плюща.
Проходило лето, но ни Ной, ни Федерико по-прежнему не могли связаться с Диланом.
Когда началась пора осенних СЭТов, Ной прибавил к своим ученикам из Гарлема ребят из Верхнего Ист-Сайда – тех друзей Кэмерон, кто не был удовлетворен результатами весеннего экзамена. Он работал сразу с шестерыми: они занимались в просторной гостиной, усевшись кружком на восточный ковер, в нескольких кварталах от дома Тейеров. Ной приезжал на Парк-авеню на автобусе и раз в неделю проходил мимо зеленого балдахина. Он смотрел на окна: они по-прежнему были наглухо закрыты, чтоб невозможно было увидеть ничего из того, что происходит внутри. Каждый раз, как он проходил мимо этого дома, воспоминания слабели, становились менее болезненными. Он уже не приходил в смятение и мог миновать это место без того, чтобы у него случился приступ депрессии. К октябрю он уже вовсе перестал о них думать. Вместо этого он думал о том, что стоит заручиться поддержкой спонсоров, расширить свою некоммерческую практику и, может быть, даже нанять еще одного учителя. Он думал о том, что воздух свежий, об Олене и обо всем забавном и праздном, что стало теперь посещать его освободившийся разум. Но однажды, поздней осенью, он увидел доктора Тейер. Он только что ступил в ее квартал, был в двух подъездах от нее. Она стояла на углу, сжимая в руках сумку, прямая, как палка, ее силуэт четко вырисовывался на фоне ночного неба – как и почтовый ящик, рядом с которым она стояла. Она ждала, пока консьерж вызовет ей такси, ее пальцы нетерпеливо барабанили по сумке.
Заметив Ноя, она инстинктивно повернулась к нему, и стало похоже, будто она подзывает его, а не такси. Она подняла и опустила руку.
Ной прибавил шаг. Она покорно, терпеливо ждала его.
Они стояли лицом к лицу. Как и Олена, она понимала его без слов. Он знал, что она хочет ему что-то сказать, и притом была бы счастлива оказаться в любом другом месте – только не здесь.
Увидев, как они смотрят друг на друга, консьерж, не тревожа их, прошел мимо и вышел на мостовую. Прищурившись, он смотрел куда-то вдаль, лицо его, полускрытое козырьком фуражки, было непроницаемым.
– Как вы поживаете? – спросил Ной.
Она кивнула – вежливо, но давая понять, что прибегни она к словам – Ною бы не поздоровилось.
– Я слышал, Таскани поступила в Хэмпширскую академию, – сказал Ной, – пожалуйста, поздравьте ее от меня.
Ему было неловко разговаривать с доктором Тейер в такой официальной манере. Увидеть ее было все равно что увидеть любовницу спустя месяцы после разрыва – это было то, с чем смириться невозможно и что нельзя высказать.
– Она в восторге, – хрипло произнесла доктор Тейер. И затем, с усилием: – Спасибо.
– Она сделала это сама, она заслуживает всяческих похвал. – Его охватила бессильная ярость. Слова, слова, пустые фразы.
– Не сомневаюсь, что они ей достанутся, не стоит волноваться, – сказала доктор Тейер. Слабая улыбка осветила ее осунувшееся лицо.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, с вежливыми и ничего не выражающими улыбками на лицах.
– А как Дилан? – спросил Ной.
– Дилан, – ее лицо сразу помрачнело, будто облачко набежало, на самом же деле потух едва загоревшийся внутренний свет, – Дилан не попадет в колледж этой осенью.