Туз Черепов
Шрифт:
— Глупая гребаная пробужденка с чертовым дерьмом в жопе, — пробормотал он на ходу.
На центральной поляне было даже более оживленно, чем обычно. Приготовления к отлету были в полном разгаре, атмосфера была накалена предчувствием битвы. Чувствовалось, что время на исходе. Народ толпился вокруг ларьков и баров, торопясь потратить жалование и насладиться последними мирными деньками; быть может, им больше никогда не придется поесть, попить и повеселиться. В целом на поляне царил грубый и слегка опасный праздник.
В первой пивной палатке, которую нашел Пинн, было жарко
Первую пару часов Пинн провел скрежеща зубами и обзывая Маринду последними словами. Только через несколько кружек он немного смягчился, перестал ненавидеть ее и начал жалеть себя.
На этот раз он действительно все испортил. И оказался здесь, в жопе мира, понятия не имея, где его друзья и как их найти. И все из-за какой-то глупой бабы с большой чертовой татуировкой на лбу. О чем он вообще думал?
Он вытащил из кармана смятый кусок бумаги и уставился на него. Из листка на него глядели чудовищные каракули, написанные им самим. Каждая фраза была зачеркнута.
Он с отвращением скомкал листок и бросил его через плечо. Он-то думал, что это пророчество. Он тоже может пророчествовать. И он предсказывает, что упьется в хлам, как дерьмо, и оторвет яйца любому, кто попробует его остановить.
И тут он заметил, что на земле рядом, со стулом, что-то валяется. Смятая ферротипия, которая выпала из его кармана, когда он вытаскивал предсказание. С некоторыми усилиями он нагнулся, поймал ее пальцами, поднес к прилавку и разгладил.
На него взглянула Лисинда. Нежная Лисинда, с наивным взглядом, мягкими волосами и пышной грудью. Он смял ее изображение, когда они улетали из Коррена, собираясь разорвать его позже, но полностью забыл о нем.
Он посмотрел на нее, как на чудо. Судьба словно принесла ему ее. Она пришла к нему в мгновение нужды. Немного помятая, но это неважно. Напоминание. Послание.
Лисинда.
Он стукнул обеими руками по стойке бара. Бармен поглядел на него.
— Я сделал ужасную ошибку, — объявил Пинн.
В его голове билась единственная мысль, когда он вылезал из палатки на свет солнца. Лисинда. Лисинда. Лисинда. Почему он не видел этого раньше? Она — единственный человек, предназначенный для него. Она всегда была единственной. Ей не нужны богатство или подвиги. Она любила его, и все в нем. И он любил ее. Он всегда любил ее. Просто не помнил, до сегодняшнего дня.
Замужем она или нет, он вернет ее назад.
Путешествие на поляну, на которой он оставил «Скайланс», оказалось не таким коротким, как он себе представлял. На самом деле оно заняло не меньше трех часов, и к его концу он был потным и усталым и страдал от похмелья.
Стоял ранний вечер, и солнце неизменно жарило его, пока он брел по грязной тропинке, которая, в конце концов, привела его к цели. Он остановился, костяшками пальцев вытер пот со лба и огляделся. На поляне стояли транспортники, экипажи которых пытались остановить побег «Кэтти Джей». Это было место, на котором стояла «Кэтти Джей». И за ним…
С задрожавших губ сорвался жалкий стон.
И за ним находилось пустое пустое место, где когда-то стоял «Скайланс».
Пинн лежал в кровати, одеяло подоткнуто под подбородок, широко открытые глаза глядели в темноту. Шестилетний и испуганный.
За окном выл ветер. Дом потрескивал. Тени скользили, объединялись в нечто страшное.
Что-то ужасное приближалось.
Первый шаг на лестнице. Он изо всех сил вцепился в одеяло, крепко закрыл глаза и повернулся на бок, спиной к двери. Еще один шаг. И еще. «Уходи. Меня здесь нет».
Но шаги не остановились, они поднялись по лестнице и вышли на площадку. Медленные и тяжелые, они подходили ближе и ближе. Знание неизбежного результата сжало его сердце и тяжело придавило его к кровати.
Шаги остановились за дверью.
«Не входи, не входи».
Скрип поворачивающейся ручки. Петли захныкали, когда дверь открылась.
Он хотел бежать. Он хотел кричать. Он хотел сбросить одеяла и показать им, что проснулся. Им не сойдет с рук, если он сможет увидеть их. Они ничего ему не сделают, если он сможет увидеть их!
Но он не мог ничего изменить. Всегда одно и то же. Он не может двигаться, не может издать ни одного звука. Он вынужден переживать эту ночь именно так, как она произошла.
Он лежал, делая вид, что спит. Длинные тонкие пальцы пробежали по его волосам; ладонь нежно опустилась ему на голову.
— Я люблю тебя, — тихо сказала мама.
Почему той ночью он сделал вид, что спит? Может быть, он собирался выпрыгнуть и удивить ее. Может быть, он разозлился на что-то и обиделся. Какой бы ни была причина, при звуке ее голоса она исчезла. Он смутился и испугался. Три слова, которые она никогда раньше не говорила, были произнесены печальным, потерянным тоном. У него возникло чувство, что сейчас произойдет что-то важное, и он застыл.