Тузы и шестерки
Шрифт:
Вот так вот! Волосы с проседью, положим, можно закрасить, а скошенные вниз глаза — глаза-то не спрячешь! Взгляд очень специфический. И вот с фотографии на Дениса смотрел немного угрюмый, с бородой до глаз, но все-таки он, именно он — Стас Шаповалов.
И тогда Денис позвонил Филе и сказал только одно слово:
— Да…
В джипе Филя радостно обернулся к Шаповалову:
— Представляешь, Стас, Денис действительно нашел его. Едем брать гада! Схватим его за яйца! Отомстим за твоего друга…
И они свернули в очередной переулок.
Стас Шаповалов
Они ехали со скоростью порядка ста двадцати километров в час и курили в полной темноте. Когда кто-нибудь из них затягивался, крошечный огонек сигареты ненадолго освещал нижнюю часть лица.
В полном молчании
— Ну ты хоть знаешь, кого мы пасем?
Филя молча отрицательно покачал головой.
Шаповалов вздохнул еще раз.
— Все-таки хорошо, что мы сейчас живем.
— То есть? — удивился Филя. — Хорошо, что мы еще не умерли?!
— Да не, — засмеялся Стас, — я не в том смысле. Я вот слышал недавно по ящику, как один умный мужик, какой-то режиссер, что ли, театральный, говорил, что человек по-настоящему счастлив, только когда совпадает со своим временем, понимаешь?
— Кажется, да… Но ты все равно объясни.
— В том смысле, что возраст ни при чем, врубаешься? Можно быть стариком дремучим и все равно клёво себя чувствовать…
— У меня сосед — восемьдесят лет дедушке — каждую зиму в проруби купается.
— Да я не о том, — огорчился Шаповалов. — Не о физическом здоровье. Хотя и это правильно, конечно. В здоровом теле здоровый дух, древние греки были не дураки. Со своим временем важно совпадать, понимаешь? Важно его чувствовать, сечешь? Жить с ним… как это у музыкантов… в унисон, вот! Я тебе сейчас об этом байку расскажу, не возражаешь? Ты вот говорил: схватим гада за яйца. Все точно. Вот представь, Филипп, жил-был на свете человек. Мужчина. Пожилой. Можно сказать, дедушка. Звали его, допустим, Семен Семеныч.
— Его правда так звали? — уточнил педантичный Филя.
— Какая разница, — поморщился Шаповалов. — Тут важно другое, важно то, что всю свою сознательную жизнь он провел при советской власти, учился, воевал, работал… Много работал. Не за страх, а за совесть. Потом он вышел на пенсию и спокойно доживал свой холостяцкий век. Однажды Семен Семеныч захотел сделать себе яичницу.
— Законное желание, — кивнул Филя.
— А то!
И дальнейшая история этого Семена Семеновича, рассказанная Стасом, выглядела следующим образом. С базара он вернулся возбужденный и возмущенный. К его изумлению, оказалось, что цены подскочили, инфляция прожорливым зверем съедала последние гроши, а просвета на горизонте все еще видно не было. И сегодня, и завтра, и послезавтра пенсионера ожидала утомительная и беспросветная борьба за жалкое существование. Кого уж только Семен Семеныч не обвинял в своих бедах! Доставалось и партии, и президенту, и даже мафии, о существовании которой он прозорливо догадывался. Страна медленно катилась к пропасти, подобно гигантскому асфальтовому катку. Под этим сорвавшимся с тормозов прессом гибли миллионы жизней, раздавленных нищетой и безысходностью. Свою жизнь и «сытую» старость Семен Семеныч вообще уже списал со счетов. Тут перебирать не приходится. Был бы свет и тепло в квартире, кусок хлеба да хоть немного денег на похороны. Но из перечисленного почти каждый пункт вызывал у него сомнения. Жизнь вызывала жгучее чувство обреченности. Что же говорить о более молодых? В душе старого работяги несомненным оставалось одно: это время полностью подвластно дьяволу. Тот, кто подчиняется и служит силам тьмы, тот и живет сейчас хорошо, без проблем. А честным и порядочным людям в этом мире одна лишь тяжкая мука и прозябание. Учитывая свой образ и уровень жизни, естественно, Семен Семеныч относил себя к последним. Да и разве могло быть иначе? Почти всю жизнь он отпахал на маленьком ремонтном заводе обыкновенным токарем. То, чего он добился за долгие годы, возможно, не поражало воображения, но для него, маленького, забытого старика, имело огромное значение. У пенсионера была своя комната в убогой коммуналке, кое-какая мебель и, самое главное, старый телевизор. В принципе этот мир вполне устраивал одинокого человека, и ему было наплевать, что же с этим миром станет после его смерти. Хоть и не был Семен Семеныч глубоко верующим, но твердо знал, что в ином мире обязательно все будет по-иному. Те, кто сейчас на лихом коне, купаются в роскоши и богатстве, когда-нибудь обязательно окажутся в его шкуре. Борец за философские идеалы добра из старика был не ахти какой, но свои взгляды он все же имел и вовсе не собирался ими поступаться.
— Ты говорил, что ему захотелось яичницы, — напомнил Филя и облизнулся.
— Да-да, извини, друг! Причем не просто яичницы, а желательно с ветчиной…
Итак, старик истратил на базаре добрую
Старик внимательно осмотрел лоток с яйцами. Ничего особенного, яйца как яйца. Обычная стандартная упаковка. Потом, кряхтя, Семен Семеныч наклонился и осмотрел место падения уроненного яйца. «Странно, — подумал старик. — Неужели эта игла была в самом яйце? Разве такое бывает?» За всю долгую жизнь ему не приходилось встречаться с подобными случаями. Дальше он начал изучать скорлупу. Возможно, кто-то специально сунул в яйцо эту смертоносную сталь, хотя логика отказывалась признавать подобное. Кропотливое исследование не принесло каких-либо существенных результатов. Откуда взялась злополучная игла, выяснить не удалось. Не по старческому уму оказалась странная загадка. И тут Семен Семенычу вспомнилась с детства знакомая сказка: смерть самого Кощея Бессмертного находилась на конце иглы, которая в свою очередь находилась в яйце. Взгляд его упал на сковородку, где уже начала подгорать яичница. Старик взял вилку и осторожно извлек иголку из разрумянившегося блюда. Он долго рассматривал предмет, попавший в его ужин, но так и не нашел в нем ничего особенного. Игла как игла. Таких у каждого десяток имеется. Настойчивый дедушка покряхтел, поднатужился и переломил иглу пополам. Внимательно разглядел обломки. Снова ничего особенного…
Филя молчал, затаив дыхание. Он только слегка удивлялся про себя тому, как складно говорит человек, когда чем-то увлечется и никто его не дергает…
Семен Семеныч швырнул поломанную иглу в мусорное ведро. Ужинать почему-то перехотелось. Спать старик лег рано и спокойно спал до самого утра, видя добрые, цветные сны. Наутро Семен Семеныч проснулся бодрым и веселым. Про иголку в яйце он начисто позабыл. Были дела и поважней. Да и склероз опять-таки ж, он гораздо лучше помнил события тридцатилетней давности, нежели вчерашнего дня.
Первым делом Семен Семеныч решил посмотреть программу новостей. Уж очень интересно было знать, что нового произошло в мире. Старичок чуть не свалился со старенького кресла, когда диктор с траурной миной на лице сообщил: «Сегодня после тяжелой и продолжительной болезни скончался выдающийся деятель партии и правительства…» Дальше Семен Семеныч уже не слушал. Этой ночью умер один из тех, кого пенсионер конкретно обвинял во всех случившихся бедах и несчастьях. Мозг отказывался верить в происходящее, но это была чистейшая правда. Миллионам советских людей пытались объяснить причины постигшего страну горя, но только маленький, невзрачный старичок в коммуналке достоверно знал, как все это произошло на самом деле. И он поклялся никому об этом не говорить. Что толку? Все равно ведь не поверят.
— А яичницу он после этого больше никогда не ел. Понял? — закончил свою историю Стас.
— Понял, — ответил Филя и, будучи лучшим в мире водителем среди частных детективов, через три секунды врезался на скорости восемьдесят километров в час в каменный забор… — Приехали…
Прошло больше десяти минут. Черная «Волга» успела подъехать за это время.
— Ладно. Приехали уж, так приехали, — сказал голос Грязнова-старшего, когда Шаповалов пришел в себя. Они выволокли его из покореженного салона на землю и стояли теперь вокруг втроем: Денис, Вячеслав Иванович и Филипп. На последнем не было и царапины. Подушку безопасности он предварительно снял только с пассажирского места, на котором ехал Шаповалов, и теперь вместо лица у того была кровавая маска. И этой вот маской он, уже придя в себя, смотрел на Дениса и улыбался.