Твари в бархатных одеждах
Шрифт:
1
Когда колокол в храме Сигмара пробил семь, солнце встало над Альтдорфом. Однако в городе, над которым висела густая пелена тумана, царил сумрак.
Фонарщики спали допоздна, зная, что им не придется тушить светильники на городских улицах, пока туман не рассеется. Имперская армия зажгла традиционные противотуманные огни на Кёнигплац, а на противоположном берегу реки Храм открыл приют для горожан, заблудившихся из-за непогоды.
В черте города вдоль реки вывешивались фонари, чтобы указывать путь паромщикам и барочникам. Торговля должна была продолжаться, хотя из-за тумана лодки и баржи еле ползли.
И
Торжественную процессию в честь героев Империи, изгнавших гоблинские орды из Аверланда, отменили без лишнего шума. Карл-Франц не жаловал туман и суеверно боялся покидать дворец в такую погоду. Его прадедушка Матиас IV имел привычку выходить из своих покоев и под прикрытием густой пелены бродить среди своих приближенных, дабы выяснить их истинное отношение к особе Императора. Однако он бесследно сгинул в тумане. Даже сотню лет спустя иногда объявлялись белобородые авантюристы, которые провозглашали себя законными правителями.
Накануне вечером, когда на город только опустился туман, в казармы, расположенные напротив дворца, поступил приказ направить отряд имперских войск в помощь городской страже. Эти меры, ставшие традиционными, порождали неразбериху и сумятицу, которая нередко заканчивалась кровопролитием.
Туман перетек через высокие городские стены, но в окрестных лесах он обратился в легкие прозрачные пряди. Словно большая чаша, город удерживал в себе серовато-бурую муть. Туман окутал приречье и порт, а затем повис над складами компании «Рейк и Талабек». К утру весь город укрыла плотная пелена.
Туман повлиял на всех - на Императора во дворце и великого теогониста в храме, на лодочников и грузчиков в доках, на студентов и преподавателей в университете, на игроков и проституток с улицы Ста Трактиров, на сборщиков пошлины с мостов над рекой, на купцов из северо-западного торгового квартала, на нищих и попрошаек из восточного квартала, на суровых слуг закона и хитроумных прислужников темных сил. Одни не любили влажную всепроникающую хмарь, другие охотно покидали свои дома, используя возможности, которые открывались перед ними в ненастье.
Туман благоприятствовал преступникам, но еще больше - заговорщикам.
Шигулла, управляющий доками, долгие годы водил дружбу с «крюками», а двоюродный брат Пера Буттгерайта был «рыбником». Хотя подмастерье не принадлежал ни к одной из банд, он оказался втянут в их бессмысленную, бесконечную войну.
Пер мечтал стать студентом, но наука ему не давалась. Тогда отец объявил сыну, что обучение ремеслу откроет перед ним широкие перспективы, и определил его на пять лет в доки, где юноша должен был выполнять самую грязную работу за ничтожную плату. Отцу Пера исполнилось сорок восемь, однако он все еще числился в учениках у каменотеса Лилиенталя. Престарелый подмастерье без устали твердил о возможностях, которые возникнут, как только он завершит учебу - или умрет от сердечного приступа после того, как тридцать пять лет ворочал тяжелые глыбы гранита и заваривал чай.
Буттгерайт первым приходил на склад «Любимца Мананна» и ставил чайник на огонь. Затем он ждал,
Фонари - медленно горящие свечи в жестяных клетках, оборудованных полированными отражателями, - быстро ломались, а ущерб вычитался из заработка подмастерья. Пер отнес их на край пристани и начал спускать, по два зараз.
– Лестница совсем прогнила,- пожаловался он вслух.
– В конце концов, кто-нибудь с нее свалится и утонет.
Пятнадцать фонарей нужно было развесить на пятнадцать крюков вдоль причала, выше уровня прилива.
Осторожно пробираясь сквозь туман, Буттгерайт слышал, как Шигулла смеялся вместе с кем-то из своих старых приятелей. Они перемывали косточки распутной графине-выборщице Нулна и ее элитной армии любовников. Для Эммануэль фон Либевиц - глумились сплетники - верность в любви означает, что она спит одновременно не более чем с десятерыми мужчинами. Старики, давно покинувшие банду «крюков», злословили на ее счет с особым удовольствием. Говорили, что графиня столь гордится своей красотой, что ее летний домик изнутри отделан зеркалами, а служанки светской львицы обязаны носить маски, чтобы она, как звезда, сияла на их фоне.
Буттгерайт опасливо спускался со ступеньки на ступеньку. Он почти не видел своих ног и боялся, что одна из дощечек сломается. Угодив ногой в воду, Пер понял, что оказался там, где нужно. В утренние часы река поднималась и заливала прибрежную гальку. Молодой человек снял мокрый башмак и потряс его. От лестницы к столбам, поддерживающим причал, тянулась веревка, которая должна была отмечать границу прилива, однако теперь она немного провисла и полоскалась в воде. Первый фонарный крюк находился на лестнице, прямо над тем местом, где была закреплена веревка.
Пер видел Эммануэль фон Либевиц во время речной процессии и не сказал бы, что она выглядела хоть сколько-нибудь отталкивающе. Графиня, несомненно, была самой красивой женщиной в Империи. Она напомнила юноше его мать, только косметики на ней было больше и одежда была богаче. Следует признать, что на церемониальной лодке вместе с графиней находились несколько молодых мужчин, некоторые из них были одного возраста с Буттгерайтом. Все спутники красавицы были облачены в облегающую униформу, украшенную галуном и лаковой кожей. У нескольких из них лица были раскрашены ярче, чем у графини. Буттгерайт воспылал к ним личной ненавистью: их работа казалась куда более привлекательной, чем заваривание чая и соскребание ракушек.
– Поторапливайся, рыбья морда!
– заорал сверху Шигулла.
– Парни из «Рейка и Талабека» уже развесили все фонари и приступили к разгрузке. Немедленно просыпайся и берись за работу, иначе мы потеряем клиентов.
Буттгерайт негромко выругался сквозь зубы и, держась одной рукой за лестницу, повесил первый фонарь на крючок, который находился на уровне его коленей. Зажав второй фонарь в зубах, он спустился на пару ступенек ниже и нагнулся, все еще стараясь не промокнуть целиком., В это время лестница хрустнула, и парень полетел в грязную воду Рейка.