Твербуль, или Логово вымысла
Шрифт:
– Ох уж эти стариканы со своими дневниками, воспоминаниями, документальной прозой, в которой они позволяют себе про всех расписывать. Почти о всех в институте что-нибудь написали, садисты. Так-де было, так, мол, было, надо сохранить для истории литературы! Не хотят люди в историю, хотят сидеть на лавке и бздеть в портки, выдавая эту бздню за научные достижения!
Саня пропустил эти причитания мимо ушей, потому что прекрасно понимал: каждый литератор - завистник. Еще Саня не без раздражения вспомнил о бывшем ректоре, по кличке Звонарь, который принимал его в институт. И про себя отметил, что творческая зависть у писателя - это чувство универсальное: оно и на молодых направлено, и на писателей старых. Видите ли, это бывший ректор, и хозяйственник неплохой, и романист, и еще изобрел, казалось бы, примитивный жанр прижизненных дневников - про себя и про литературу, про культуру и про политику. Почему эти его дневники вызвали такой
– А чего же ты в свой диплом в последний момент насовала?
– как бы мимоходом поинтересовался Саня. Совсем недавно, когда он слушал магнитофонную запись, у него появилось подозрение, что дорогая подруга не утерпела и вместо невинных рассказиков про детство и белые березы в последний момент всунула еще кое-что из своей профессиональной жизни. Ты что, впендюрила рассказ про изнасилованную папаней девочку?
– Вполне реалистическое для нашего времени сочинение. Я и повесть о девочке, которая служит горничной у своего бывшего клиента, тоже вставила. В литературу входить надо, чтобы о тебе заговорили, чтобы ты сам понял - можешь ты заниматься этим или нет. Я что, даром эти пять лет мантулила, зарабатывала на образование?
– Но в этой повести... там же все ясно: что ты делаешь, чем занимаешься. Нельзя же так подставляться.
– Это тенденция литературы. Автор сливается с героем. Лимонов писал, как с негром трахался, а Роман Сенчин, наш, кстати, Лита выпускник, - как хотели по пьянке трахнуть компанией своего товарища, тоже студента. Ты читал его повесть "Афинские ночи"? Ты поверил? Не надо только надуманного автора путать с настоящим, а вымышленное - с реальностью. И Лимонов, и Сенчин - это настоящая литература, а не Донцова. И Лимонов наверняка ни с каким негром не трахался, и Сенчин ни в каких афинских ночах не участвовал, дрочили, небось, оба и на пишущей машинке тюкали. Литература реальнее, чем жизнь, жизнь мы забываем, а с персонажами литературы нас похоронят. Дело не в трахах, а в том, что эти трахи, как телесериалы, смотреть настоящий читатель не желает. Из современной литературы выпадает всякие "он сказал", "она почувствовала", "он прижал ее к груди". В жизни все не так; неужели, Саня, ты этого не понимаешь? Здесь нужно больше фантазии и все прямее, искреннее. Руководитель это сознает, он не сентиментальный дурак, хотя и старое совестливое мудило. И дружок Звонарь у него такой же! Так в последнее время подставился, стольких против себя восстановил. На него сейчас другое преподавательское мудило под чужой фамилией скинуло письмо в министерство. Вот нервов-то потреплют! Разве кого-нибудь волнует, что это неправда? Это - писатели, им главное повеселиться, потереть ручонками. Рабы письма и зависти. Он, как ты, Саня, тоже думает, что есть справедливость, есть честность и если что-то написано талантливо и искренне, то все поймут, что это хорошо.
– А если не защитишься? Если завалят?
– Дело ведь не в защите, я взяла здесь все, что только могла. Когда учишься за собственные деньги, то все происходит по-другому. Пропускать занятия и то жалко. Я все раскопала, побывала на всех семинарах, знаю, где занимаются делом, а где добывают выслугу лет. Это, конечно, сильный вуз, а самое главное - здесь среда, в которой хочешь, не хочешь, станешь писателем.
Такой, пожалуй, Саня свою красотку еще не видел: в ней чувствовалась невероятная решимость и уверенность в себе и своем будущем. Саня про себя знал, что характер у него мягкий, рядом с Возлюбленной он зайчик. Но тут же подумал, что обязательно добьется, сравняется с ней, научится далеко и высоко летать, как она.
А Возлюбленная продолжала:
– Я просто чувствую, что писательницей уже стала. Диплом мне не очень-то и нужен. Я его кому, мамке покажу? На стенку повешу? Мне клиенты станут больше класть в сумочку за высшее образование? Это не кандидатская диссертация, за которую приплачивают. Мне главное - себе было доказать. А себе я уже доказала.
И в этот самый момент - а действие сцены, как было сказано, происходило на тесном пространстве проходной - вдруг раздался автомобильный гудок. Саня, несколько успокоенный бойцовским настроением Возлюбленной, как раз хотел протянуть руку и пошалить немножко, приобнять, помять, погладить, поцеловать. Он взглянул на телевизионный экран: в чугунные ворота уткнулась ветвистыми рогами черная ректорская "Волга". Окна в авто были затенены, как на машинах бандюков или олигархов. Надо идти открывать.
Ворота в институте отворяются медленно, как ворота в рай. Машина осторожно потопталась на канализационном люке, находящемся прямо на дороге. В дождь его приоткрывали, чтобы способствовать более энергичному сливу дождевых вод. Тогда приходилось ехать с особой осторожностью, чтобы не бултыхнуться колесом в дыру. Но пока дождя не предвиделось; люк, следовательно, надежно закрыт. Под ним, в глубоком колодце, главная артерия, по которой все институтские соки из двух корпусов и жир от мытья посуды в столовой уходят в главный коллектор, находящийся прямо под Бронной улицей. Проток для нечистот часто засоряется, и тогда рабочие по двору Витек Вотинов и Володя Рыжков берутся за трос, поминая ученый народ не всегда цензурными словами. Чего только ни пихают замечательные представители отечественной культуры в канализацию: и остатки магазинных салатов прямо в пластмассовых банках, и пакеты из-под молока, и всякие женские обмотки. А вытекающие из столовой жиры, накапливаясь, все это обволакивают, словно смолой.
Когда черная, блестящая лаком, машина, переваливаясь, медленно проплывала мимо, Саня помахал рукой шоферу Лешке. Работа у Лешки, возившего ректора по делам и домой в подмосковный городок, была тяжелая: туда-обратно утром и вечером. Но Леша не унывал - у него молодость. За тонированным окном смутно промелькнуло значительное и сосредоточенное лицо нынешнего ректора, украшенное тяжелой патриаршей бородой. Сане это нравилось, борода придавала ректору солидность и внушительность, а общему виду - патриархальность. По привычке ко всему цеплять литературные ассоциации Саня про себя сказал: "Гости съезжались на дачу".
Появление начальства будто подало тревожный сигнал. Все во дворе задвигалось быстрее и, как бы аккомпанируя появлению первого лица, в институте прозвенел звонок. Так трубы в "Гамлете" приветствуют выход короля. Сразу во дворе появился проректор по хозяйству, похожий на Полония, отца Офелии. Между своими-то, как уже говорилось, у него было прозвище Пузырь. С этим хозяйственником всегда случались странные и таинственные вещи. Из подобной породы людей в средние века рождались алхимики, а теперь - фокусники. Он мог превратить любое количество денег в совершенно нереальные, числящиеся только по ведомостям вещи. Волшебные предметы вроде бы стоят на полках и хранятся на складе, но при ближайшем рассмотрении, когда к ним подходишь вплотную, тают в сероватой дымке жизни, растворяются в текущем дне. Пузырю не надо, как обычному фокуснику и магу, даже накрывать их какой-нибудь тряпочкой или попонкой. Он действует силой слова и внушения. Раз он посмотрел на водопроводные трубы, купленные для ремонта, и они немедленно оказались принадлежащими некой сторонней организации. А однажды он на бумаге превратил неремонтированный и нереставрированный канализационный колодец в уже отремонтированный, перестроенный и отреставрированный. Особое искусство здесь заключалось в том, что за эти нереальные действия перечислялись вполне реальные суммы другим организациям. Говаривали, что, как голуби, свободно попарив в заоблачной вышине, возвращаются в родную голубятню, частично эти суммы в обналиченном, как нынче принято говорить, виде возвращались к магу. Но ведь это, наверное, слухи?
При описании этого замечательного человека нужна кисть Гоголя - так многообразны его человеческие таланты. У Пузыря, как у любого предприимчивого специалиста, была неизъяснимая любовь к рабочим из бывшего СССР. На современный манер их называют гастарбайтерами. Он любил грузин, таджиков и прочих представителей киргиз-кайсацкия орды. Может быть, они вместе гоняли голубей? Кроме любви к голубям и нелегальным мигрантам, Пузырь обладал редкой страстью к начальству. До самозабвения. Его любовь обволакивала и баюкала, навевая отвлекающие сны. Свойство это чисто русское. Теперь Пузырь, как без труда заметил Саня, любил красивую серебристую бороду. Так поклонники президента Путина верноподданнически носят часы на правой руке.
Вот и сейчас Пузырь, не успев приложиться к лакированному крылу руководящей "Волги", с умилением и искренним восторгом не отрывал глаз от ее холодного бампера. Машина медленно двигалась к центральному входу. А Пузырь, наверное, предавался лихорадочным размышлениям: не следует ли ему припасть к рифленым следам на асфальте, оставшимся от ее колес?
Возможно, все так бы и произошло. Высыпавшие на перерыв студенты могли бы зафиксировать волнующую сцену. Но в этот момент откуда-то - то ли из толпы, то ли из столовой, то ли из самой преисподней - к Пузырю подкатил с вдохновенными призывами некто в клоунском костюме, с жабо вокруг лиловой шеи и типовых башмаках с загнутыми носами. Впрочем, одни в этой фигуре видели клоуна, другие - преподавателя по сценическому лицедейству по прозвищу Тыква. В пространстве, посвященном полету фантазии и выдумке, каждый имел право видеть по-своему. Место обязывает.