Твердые реки, мраморный ветер
Шрифт:
– К примеру, у нас есть банк, – пояснил тот же мужчина, который рассказывал Джейн о мордо-бизнесе. – Многие симпаты, понимая, что мордосообщество исключительно устойчиво и конкурентоспособно, предпочитают использовать его в качестве инструмента консервативного инвестирования. А надежность и удобство требуются не только симпатам, и мы имеем целый ряд очень крупных клиентов, которые относятся к мордо-культуре почти совершенно безразлично, но без враждебности. Это, кстати, наглядный пример позиционирования, и он работает. Например, у нас есть только один офис – в Куала-Лумпуре, и больше нам не надо. Наши клиенты – не те, что ищут ближайший к их дому банк. Наши клиенты – те, кто, во-первых, хочет, чтобы его деньги управлялись людьми, имеющими исключительно трезвый подход к ведению дел, а то, что мы на это способны, демонстрируется остальным мордо-бизнесом, хотя бы той же сетью отелей. Во-вторых, это те люди, которые хотят содействовать хотя бы косвенно
– Ты говорила…, – обратилась Джейн к девушке-эльфу, -…а кстати, как тебя зовут, – поинтересовалась Джейн.
– Саат.
– Ты говорила о новой культуре. Получается, что сейчас можно, почти не оглядываясь на соседей и выполняя лишь простые нормы международного права, закрыться от внешнего мира границами отдельного государства и развиваться как угодно далеко, идти своим путем!
– Фактически, мы уже и так делаем это семьдесят лет. Создание государства просто создаст дополнительные удобства. Мы идем своей дорогой. Мы меняемся сами, у нас рождаются дети-ежи, мы ищем и находим близких нам людей, мы осваиваем…, – Саат задумалась, подыскивая слово, – совершенно бескрайние пространства миров, в которые мы нашли доступ через осознанные сновидения, мы придумываем новые технологии – и на продажу, и для внутреннего использования. Мы и так уже – мир в себе, и он стремительно расширяется, в том числе и географически.
– А двести гектаров земли в Канаде будем покупать в этом году?
– Будем:) Купим даже больше и не только в Канаде. Раньше, ну скажем лет двести назад, покупать землю было чревато – придут с пушками и пулеметами и отнимут, но сейчас земля стала вечной ценностью, причем, что очень важно, нетиражируемой. Запасы земли ограничены, хотя, конечно, до сих пор свободной земли грандиозное количество, но мы думаем не только о ближайшей сотне лет, как другие люди. Мы не собираемся отбросить копыта через какие-нибудь двести лет, и, кроме того, даже если бы я знала, что умру скоро, я все равно бы отдавала максимум сил, чтобы создавать новую культуру, новый мир, в котором будут жить люди, которых я уже знаю или которых никогда не узнаю, но к которым или к образам которых я испытываю преданность.
– А скоро начнется освоение Луны…
– Начнется, конечно, мы и начнем, но Земля – уникальна, и никакая Луна никогда, наверное, не сможет стать такой же красивой и удобной для жизни, даже когда мы начнем извлекать лед из кратеров и создадим искусственную атмосферу, если это вообще возможно на Луне с ее такой маленькой силой притяжения. Так что закупка земли для будущих столетий – дело чрезвычайно важности, вот тут как раз и есть сложности – как распределить капиталы. Если все вложить в покупку земли, то мы не сможем наращивать капиталы и не сможем покупать новую землю – требуется баланс.
Сидя здесь, в этой маленькой комнате, в которой собралось столько людей, каждый из которых представлялся Джейн целым миром – намного более глубоким и интенсивным и радостным, чем ее собственный, она отдала себе отчет в том, что ее жизнь изменилась еще кое в чем. Она задумалась, нащупывая ясность и резонирующие слова, и разговор продолжился без ее участия. Изменение, которое она почувствовала в себе, было настолько плавным и естественным, что она только сейчас смогла вдруг увидеть его. Жизнь изменилась в мелких деталях. Джейн посмотрела в большое окно во всю стену – за ним был парк вокруг домика, а над ним вдалеке – заснеженные горы, и на что бы ни падал ее взгляд, всё отзывалось в ней. Именно всё, ну или почти всё, но так или иначе – это было несравнимо больше, чем в прежней жизни. Как будто стоит арфа, у которой все струны заблокированы, и хоть ты к ним прикасайся, хоть хуячь подушкой – она не звучит, не реагирует. А потом струна за струной понемногу отделяется от блоков, высвобождается, и это происходит постепенно, так что невозможно заметить разницу между тем, что было неделю назад и тем, что есть сейчас. А сейчас Джейн вдруг отчетливо вспомнила себя прежнюю, какой она была несколько лет назад – арфа с заблокированными струнами. Мир был плоским, и только какие-то очень сильные влияния приводили к резким и неприятным, плоским звукам. И это так сильно отличается от того, как все воспринимается сейчас. Джейн переводила взгляд с гор на зеленую морду араукарии, с нее – на паркет под ногами, на лица людей, на стройные ножки Саат, на ее грудки и животик под прозрачной футболкой, на край ее футболки, изогнувшийся мягкой линией, затем переставала рассматривать что-либо и просто сидела без мыслей – и что бы они ни делала, в ней постоянно всё отзывалось мягкими "звуками арфы" – мелкими всплесками переживаний, тихими ощущениями по всему телу. Она жила – всем
Это было захватывающе. Это порождало острое, пронзительное чувство свободы. Свобода от желаний? Звучало смешно. Скорее – свобода от обязательной потребности в каждую минуту реализовывать желания, чтобы чувствовать себя живой. Даже больше того – это была свобода от обязательной потребности в каждую минуту испытывать эти желания. Прямо сейчас Джейн знала, что в любой момент – стоит только произвести легкое усилие, и даже не усилие, а словно вспомнить, что есть такой способ жить, как испытывать желания, и они тотчас выскочат, как проворные выдры, но она этого усилия не делала. Прямо сейчас желаний какой-либо активности не было вообще, и тем не менее жизнь была насыщена. Это очень, очень охуительно. Бегать по лесу – это клево, это здорово, но, оказывается, можно и не бегать, а просто сесть под дерево или лечь на траву и лежать, и в тебе переливается целый внутренний мир – как шкурка на питоне под ярким солнцем. Внутренний мир, точно – заезженное слово. Какой к дьяволу может быть внутренний мир у обычного человека?? Какой внутренний мир может быть у помойки?
Вдруг выскочило желание – а что, если сделать практику выжигания ОзВ? Минута нерешительности, но желание не отступало, и она начала устранять все то, что испытывала – представляя, как яркая белая вспышка взрывается изнутри и разметает прочь всё, что она испытывает – все наслаждение, всю полноту жизни, все всплески глубоких и щекочущих своей странностью переживаний – вспышка за вспышкой – к черту, всё смести, чтобы не осталось ничего. Первые двадцать секунд ничего не менялось, а затем – резко, властно стало нарастать блаженство. Джейн продолжала устранять и его, представляя, как яркая вспышка изгоняет блаженство к чертям, и каждое усилие действовало парадоксально – как насос, накачивая блаженство и отрешенность. Такой силы блаженства она еще не испытывала никогда, и замерла в полной неподвижности, продолжая упорно и даже с каким-то отчаянием выжигать блаженство – вспышка за вспышкой. Ощущения тела стали теряться, средняя сфера пустоты появилась резко, как вынырнула из-под воды, и словно магнит перетянула на себя всю ту совокупность восприятий, что мы называем "ощущения" – их больше не было ни снаружи, ни внутри сферы, а только на ее поверхности – тонкая, звенящая от внутренней силы оболочка.
Глава 21
– Нет, это никуда не годится. Со второй попытки вы не смогли придумать ничего толкового. Наш контракт не будет подписан, мы поищем другого дизайнера.
– Но… мэм, я хочу обратить Ваше внимание на то, что наше рекламное агентство получило в прошлом году главный приз на Сингапурской международной рекламной выставке за креативность! Поэтому наши услуги и стоят дорого, и самые крупные компании борются за то, чтобы мы работали на них! Мы согласились работать с Вашей компанией не потому, что это принесет нам финансовую выгоду, мы просто хотим внести свой вклад в то благородное дело, которым…
– За ваше желание помочь нам – спасибо, мы очень ценим это. Но ваши услуги нам не нужны ни по какой цене.
– Это очень странно, мэм…
Молодой человек в лакированных туфлях, безукоризненном костюме и галстуке сидел в кресле и имел довольно растерянный вид. Перед ним на столе лежала открытая папка с красочными картинками, в которую его взгляд утыкался, как в спасительную гавань.
– Наши лучшие специалисты сделали столько прекрасных эскизов! Я уверен, что некоторые из них вполне можно будет представить на выставке в…
– Друг мой! – Перебила его девушка, одетая в низко сидящие джинсы и настолько прозрачную футболку, что ее грудки можно было рассмотреть безо всякого труда. – Я несколько раз пыталась донести до сознания ваших, с позволения сказать, специалистов, чего именно мы хотим. Но каждый раз…
– Да, да, мэм! Но наши специалисты хотят сделать как лучше, поэтому…
– Ваши специалисты, друг мой, бездарны как рекламщики.
У парня приоткрылся рот.
– Они думают не о том, как бы выполнить мои требования, я подчеркиваю – требования, а об очередной выставке, на которой они снова будут бороться за очередные призы. Но когда очередная комиссия, состоящая из расфуфыренных кретинов или домохозяек, дает вам очередной приз, скажи, спрашивают ли вас о том – насколько увеличились продажи в результате использования вашей рекламы?