Твердые реки, мраморный ветер

Бодхи

Джейн вспомнила свое изумление, когда смотрела репортаж из Франции. Женщины, закутанные наглухо в черную абайю, давали интервью, в котором распинались про то – какую свободу дает им эта одежда, и какой опасности – нравственной и физической, подвергались бы они без нее. Тогда ей тоже стало ясно, что здесь нет жертв. Нет несчастных и угнетенных женщин – никакой диктаторский античеловеческий режим не мог бы существовать без того, чтобы его поддерживали сами жертвы. Эти женщины – и есть сами свои тюремщики, несущие полную меру ответственности за то, что они делают с собой и своими дочерьми. Мелисса – и есть сама преступник, который и сам готов покончить самоубийством, и любые поползновения против угнетающей его системы будет воспринимать как личное оскорбление.

Но почему, почему они думают, что имеют право?? Вот идет какой-то мужик, тащит за собой ребенка, кто дал ему право быть хозяином? Ведь ребенок – живой человек! Даже управление автомобилем требует получения прав, сдачи экзаменов, а что

учил и сдавал этот человек?? Да ничего! Он получает право рабовладельца над неким человеком только потому, что из его семени родился человек. И эта система поддерживается тем, что, будучи железобетонно запрограммированы, дети сами в очень раннем возрасте становятся соучастниками этих преступлений. Морды идут единственным, наверное, возможным путем, проводя курсы для малолеток, но может ли это сильно задеть, изменить человека? Ну хорошо, сходит он на курсы и послушает основы "психологической подготовки", но разве не будет все это выбито напрочь последующим влиянием всего окружающего их мира? Сколько тысяч прошло эти курсы? И сколько имеется морд и беженцев? Эффективность ничтожна! Но что тут можно изменить? Ведь чтобы не было такого жесткого промывания мозгов, детей нужно отнимать у родителей сразу после рождения и вообще не отдавать им их обратно, но это же невозможно… Какой рабовладелец добровольно отдаст своего раба?

И в этот момент в голове Джейн медленно, словно крадучись, сконденсировалась удивительной простоты мысль. Она была так чиста, так ясна и так поразительна, что Джейн замерла, пораженная тем, до чего додумалась. Она стояла там, опустив взгляд, среди медленно огибающего ее потока людей, и крутила эту мысль и так, и эдак, и с каждой секундой образы становились более ясными, планы – более определенными, и когда, наконец, она подняла голову, ее лицо светилось чистой, умиротворенной и непоколебимой решимостью человека, который нашел что-то своё.

Глава 23

"… отвесный скалистый берег моря, большие волны, которые бьются о скалы. Огромная, просто неисчислимая масса существ, чем-то похожих на крабов, карабкается на скалы из моря. Их столько, что движение воспринимается как ковер – между ними нет просвета. Сила волн такая, что если волна попадет на "крабов", то их, кажется, затянет обратно в море, слизнет за секунду. В стороне от ползущего по скалам живого потока стоит на камне краб, он один, две передние лапы задраны кверху и клешни расставлены. За его спиной видно море. Когда смотрел на этого краба, то было отчетливое восприятие нежности-10 к нему – он стоит на камне, и – удивительно – поза, в которой он задрал лапы кверху, резонирует с решимостью. Поймал себя на том, что начинаю и впрямь относиться к нему как к "крабу" – прекратил это механическое различение, сосредоточился на центральных волокнах и добился устойчивого озаренного различающего сознания интенсивностью на 8. Хочу называть их не "крабами", а как-то иначе, чтобы легче было устранять накатывающие приступы механического различающего сознания. Например – пусть это будут "акранцы". Приступил к порождению проникновения, что было совсем несложно в силу интенсивной нежности к ним. Изолировал интегрируемые восприятия и прямо на ходу стал их анализировать по методу Дворака. Среди перенятого конгломерата различил четкое восприятие отсутствия страха смерти, приятие всего, что происходит, острой, пронзительной преданности к морю…"

Серена выключила голограмму, и всё погрузилось в темноту. Да, всё сходится. Снова включила комп и вызвала Берту и Томаса.

– Дело сделано, я была там. – Торжествующе произнесла она. – Томас, я прочла твое описание, всё сходится точь-в-точь, ошибки быть не может.

– Отлично. Значит, идея с пещерой оказалась правильной.

– Я слишком инертная, слишком тупая… по сравнению с Бертой, – интонация Серены была радостная несмотря на то, что содержание фразы радостным не казалось.

– Никогда заранее не знаешь, – пожал плечами Томас. – Внешне все наоборот – ты живчик, ебешься, носишься, всегда на виду и всегда "на коне", а Берта – задумчивая, более пассивная в сексе, не такая взрывная, да собственно вообще не взрывная, она три раза подумает, прежде чем сделает, а в осознанных сновидениях – всё наоборот – стоило Берте прорвать первый рубеж, и дальше у нее пошло легко, а у тебя – наоборот – сначала пошло легко, а потом застряла как коряга на мели.

– Клёвую идею ты придумал с пещерой, Томас! – Серена снова стала похожей на саму себя, чуть не подпрыгивая от возбуждения. – Очень клёвую! Я приду скоро наверх. Часик еще тут посижу, подумаю, и приду.

Небольшой зал, примерно шесть на десять метров, стал домом для Серены в последние две недели. И тянулись эти две недели, как два месяца. Непрошибаемой стеной встал для нее очередной этап в освоении ОСов.

А началось всё несколько месяцев назад, и началось бурно, и ничто не предвещало серьезных затруднений. После того, как Джейн отправилась создавать бизнес и исчезла с горизонта, Серена, как и остальные, ждали со дня на день, что и их отправят в том же направлении. И просчиталась. Дракончики распорядились иначе. Серена и Берта были отданы на полное растерзание

Томасу, и именно он, а не Флоринда, стал обучать их ОСам – осознанным сновидениям. Почему совершили такую замену – им не стали объяснять, да это и не важно – Томас, так Томас. Флоринда забрала Арчи и Магнуса, и они втроем переселились куда-то в другое поселение. Фосса и вовсе отошла от управления их группой (сказала, что это временно), и сосредоточилась на работе с ежами – что-то там у них затевалось интересное, но у Серены и своих дел хватало выше крыши, и любопытствовать она не стала, да и вряд ли ее любопытство было бы удовлетворено.

Томас взялся за нее с Бертой всерьез, и если раньше Серена в основном лишь рассуждала о штурмах, "готовясь" к ним, то Томас никаких подготовок не признавал – во всяком случае сейчас. Он просто заставлял их делать то, что он требовал, и даже слушать не хотел никаких возражений, в какие бы благообразные одежды они с Бертой ни пытались их облечь.

Целую неделю они жили, как в кошмарном сне – каждые десять секунд, от пробуждения и до засыпания, они повторяли вслух фразу "возможно, я сейчас сплю". Это на самом деле было тяжело, но спустя неделю они обе уже и во сне повторяли эту же фразу, правда, совершенно автоматически, тем не менее Томас был этим вполне удовлетворен. Он вообще отказался что-либо обсуждать и объяснять, требуя лишь послушания – мол сначала результат, потом разговоры, при этом умалчивая – что, собственно, он считает "результатом".

Вторая неделя прошла под знаком вопроса "я сейчас сплю?" и последующей оценки своего состояния – по пунктам: а) расплываемость объектов при пристальном рассматривании, б) контроль последовательности событий – то, что происходит сейчас, сравнивается с тем, что было пять минут назад – логична ли связь? Нет ли такого, что пять минут назад они были в Австралии, а сейчас в Африке? в) контроль наличия озаренного фона. Каждый такой акт занимал полминуты, и полминуты давалось на отдых. Самое сложное заключалось в том, что Томас требовал максимальной активности во время этих упражнений, и они играли в футбол и волейбол, изучали науки и языки, трахались, общались в чатах с обычными людьми в интернете, участвовали в создании программ по обучению детей и прочее и прочее. Главное – продолжать выполнять программу во время любой деятельности. И снова это сработало. Спустя неделю и она, и Берта каждую ночь по несколько раз выполняли всю программу во сне, среди обычной сновидческой суеты, правда осознания так и не возникало, но Томасу это, похоже, было совершенно безразлично, и они заражались его уверенностью в успехе, подчиняясь ему все более энергично.

Всё это время перед засыпанием они занимались практикой многократного засыпания и фиксацией этапов засыпания, и к концу второй недели успехи были вполне заметны. Сама практика была чрезвычайно проста – они ложились спать, каждая в отдельной комнате, и дежурный сидел рядом. Как только она засыпала, что элементарно понять по изменившемуся характеру дыхания – более глубокому и равномерному, дежурный будил ее, и так снова и снова – по двадцать, тридцать, пятьдесят раз за ночь. Ее задачей было учиться засыпать постепенно, а не одним "проваливанием", как засыпают все люди. Обнаружить последовательные этапы и начать задерживаться в них подольше, сделать засыпание дробным, пошаговым процессом, а не нырянием в сон. Утром они обсуждали результаты, приходили к общему пониманию этапов (а иногда и не приходили, и тогда вмешивался Томас и расставлял точки над "i"), и спустя две недели обе уже неплохо освоили самые первые шаги и подошли к первому ключевому пункту, как называл его Томас – фиксации своего сознания в условиях полного прекращения самоидентификации. Когда Томас объяснил им суть этого пункта, они его не поняли, ведь с точки здравого смысла это противоречиво – как же можно сохранять сознание, если пропадает самоидентификация? Но Томас неумолимо прекращал любые рассуждения на этот счет, требуя просто делать то, что он требует – слово в слово. Серена раз за разом проходила всю предварительную цепочку – а) возникновение особенно плотного спокойствия – фиксация, б) отключение слуха – фиксация, в) появление самых разнообразных зрительных и слуховых образов – фиксация, и затем как раз и возникала потеря самоидентификации – прекращение какого-либо смысла слова "я". Томас заставлял их учиться как можно плавней подходить к этой точке, потому что именно высокая скорость перебрасывает их сразу в засыпание, и эту скорость надо было уменьшить любой ценой, словно не перепрыгивая через канаву, а спускаясь в нее с тем, чтобы повернуть и пойти по руслу ручья, а не дальше по дороге.

Томас был прагматиком в высшей степени, поэтому он притащил их на полянку на самом отшибе Базы, у забора, и там они взяли лопаты и своими руками выкопали узкую канавку, проложили перпендикулярно ей тропинку, и затем дни напролет, по шесть, по восемь часов ходили по этой тропинке взад-вперед – идешь по тропинке, подходишь к канавке, замедляешь шаги, заносишь ногу, чтобы переступить ее, и не перешагиваешь, а наступаешь вниз, поворачиваешь и идешь по канавке, потом возвращаешься к тропинке и идешь назад. Это было по-настоящему утомительно, но это сработало! И снова Серена чувствовала себя уверенней Берты, добивалась результата быстрее.