Твердые реки, мраморный ветер

Бодхи

– Ладно, сегодня прилетает Мерк, – бросил на ходу Томас, проходя мимо них, когда они решали принципиальный вопрос – кто будет сейчас писать на этом унитазе. Победила Берта, но поскольку писать ей не хотелось, она просто старалась удерживаться на унитазе, в то время как Серена, отчаявшись спихнуть ее оттуда, попросту забралась ей на спину и с торжествующими воплями описала ее с ног до головы.

Полученная новость примирила их на минуту, и Берта, стаскивая с себя описанную одежду, поинтересовалась – чем это им грозит.

– Мы с ним попробуем сделать эту работу за вас, – ответил Томас. – Вы обе слишком слабовольны, слишком раскисли тут в дружественности и довольстве.

В девять часов вечера дверь, ведущая из холла в ресторан,

оказалась заблокирована, так что желающие пожрать шли вокруг – через пруд. Спустя две минуты ценой разорванной футболки (наверное, уже двадцатая за сегодня футболка, разодранная в клочья) Берта прорвалась. За ней почти вползла обессилевшая Серена. Томас и Мерк валялись у камина, рассматривая какие-то листочки с эскизами и записями.

– Томас, уже девять, мы идем спать, вы будете нам помогать?

– Будем, идите.

– Но мы идем прямо сейчас, разве ты не будешь спать?

– Идите.

– Ну… то есть вы нам будете помогать позже, не прямо сейчас?

– Прямо сейчас будем, идите. – Упорно твердил свое Томас, почти не отрываясь от изучения листочков.

Усталость, накопившаяся от многочасовой борьбы, сначала тяжело навалилась на Серену, и она пошла под холодный душ. Спустя пять минут рабочее спокойное состояние было поймано. Берта подсказала Серене еще две недели назад, что у нее намного легче получается попасть в стартовую точку, если она лежит совершенно без движения – так, что начинают пропадать ощущения – сначала в пальцах рук, потом в кистях, и так далее. Видимо от перевозбуждения она два раза подряд проскочила слишком далеко, и дежурный ее будил. На третий раз она собралась и вскоре оказалась на зеленой полянке. Десятки раз она уже была тут, и каждый раз испытывала изумление от того – насколько это все-таки необычное состояние – осознанное сновидение! Совершенно трезвое, ясное состояние, и в то же время – сон! Серена осмотрелась вокруг – никого. Мгновенная вспышка досады устранена. Интересно – когда появится Томас? Или Мерк? И как это будет вообще, если они не спят, а сидят и разговаривают? От прошедшей вспышки досады сознание немного помутилось, и Серена села на полянку и стала делать озверядку, и с каждым актом сознание прочищалось, и спустя несколько минут стало кристально чистым. Серена проводила лапой по траве, срывала травинки, пробовала их на вкус – всё абсолютно реально, и всё же это сон. Осмотревшись еще раз, она убедилась, что полянка пуста. Она рассмеялась при мысли о том, что и Берта сейчас сидит где-то на полянке и тоже нифига не видит. Интересно – просто они сформировали две разные полянки, которые надо каким-то образом совместить, или полянка одна и та же, просто по какой-то причине они друг друга не видят?

Серена встала и пошла к речке. Вода была необычной – не такой, как бывает в бодрствовании. Она казалась более тяжелой, более ртутной, что-ли. Она присела и погрузила ладонь в реку – вода и в самом деле была намного более вязкой, чем в бодрствовании, и вдруг вода стала совсем твердой! В нее по-прежнему можно было опустить руку и поболтать ею, и при этом вода была твердой – как одно совмещалось с другим, в сознании не укладывалось. Спустя несколько секунд возникла твердость выше пупка и в голове, и за считанные секунды твердость усилилась до десяти! Серена отшатнулась от реки и отвела взгляд – твердость уменьшилась и стала приятной. И каждый раз, когда взгляд возвращался к поверхности реки, твердость скачкообразно вырастала, и каждый раз она спадала, когда Серена уводила взгляд. Значит ли это, что в сновидении созерцание происходит намного более легко и естественно, чем в бодрствовании?

Снова бросив взгляд на полянку, Серена увидела лишь зеленые колышущиеся под ветерком травинки. Из леса никто не выходил, и тут она заметила, что и лес совсем не такой, каким она привыкла его видеть в бодрствовании. И в этот момент она отдала себе отчет в том, что что-то изменилось. Что-то странное,

беспокоящее появилось непонятно где, как будто прямо внутри нее. Она попыталась сбросить, устранить это ощущение, но оно лишь усиливалось, и в конце концов Серена почувствовала, что шея у нее скована, словно чьей-то хваткой. Спустя несколько секунд помимо ее воли голова стала поворачиваться налево. Возник легкий испуг, но это был знакомый симптом. Чувство атавистического страха, которое возникает при спонтанных выходах из тела, может достигать параноидальной силы за считанные секунды, если ему потакать, поэтому Берта и Серена потратили еще месяц назад некоторое время на профилактику такого страха, так что сейчас устранить возникший спазм было легко. Голова, между тем, повернулась на девяносто градусов налево и удерживалась в таком положении, как Серена ни пыталась это изменить. И вдруг – она не поверила своим глазам – перед ней оказалась Берта! Она не выходила из леса и не пришла с краю полянки – просто только что ее не было, а прямо сейчас она уже есть!

Берта тоже пялилась на нее во все глаза, видимо, тоже испытывая такое же изумление. И судя по тому, как неестественно она стояла, слегка размахивая руками, словно пытаясь зацепиться за что-то или наоборот – отцепить что-то от себя, Серена поняла, что и ее голову кто-то или что-то схватило и держит. Значит… это работа Томаса и Мерка! Но самих их нет.

– Ты меня видишь? – Донесся глухой и неуверенный голос Берты.

– Вижу, и ты меня тоже?

– Тоже.

Они выглядели как два Дауна, стоя боком друг к другу, как крабы, готовые разбежаться при первых признаках опасности.

– Интересно, я тоже выгляжу по-дурацки, – снова спросила Берта.

– Почему "тоже", – начала было Серена, но тут же рассмеялась, и вслед рассмеялась и Берта, и хватка начала ослабевать.

– То, что меня держит, ослабевает, когда я смеюсь, – сказала Серена.

– У меня тоже. А ты видишь – что меня держит?

– Нет.

– И я нет.

– Очень продуктивно общаемся…

И они снова заржали.

– Если ты меня еще раз насмешишь, то может быть я совсем стану свободной, – проговорила Серена, и вдруг поняла, что ее не надо смешить, что она может рассмеяться прямо так – без всякого повода – просто захотев, чтобы ей стало смешно, и она начала ржать, контролируя при этом силу смеха так, чтобы не выпасть из осознания.

– Что, что, над чем ты смеешься, что? – Непонимающе стала спрашивать Берта.

– Ни над чем – просто захоти смеяться и будешь смеяться!

Берта задумалась на пару секунд и стала смеяться тоже. Через минуту Серена почувствовала, что удерживающая ее сила исчезла почти совсем, тогда она захотела, чтобы ей перестало быть смешно, и смех прошел.

– Не заигрывайся с этим, если ты уже свободна – прекращай, – посоветовала она Берте.

Теперь они могли подойти друг к другу и рассмотреть внимательно.

– Глаза, – показала Берта пальцем в направлении своих глаз. – Видишь?

Серена всмотрелась в глаза Берты и охуела от неожиданности и чувства красоты. В то время, как во всем остальном тело Берты ничем не отличалось от того, каким оно было в бодрствовании, глаза представляли собой мерцающие поразительной глубиной озерца.

– Мне почему-то кажется, что не стоит смотреть друг другу пристально в глаза, – пробормотала Серена.

– Возможно, – согласилась Берта. – Давай пока не будем.

– Совершенно непонятно – как Мерк и Томас делают это, ведь они не спят!

– Совершенно непонятно.

– Мозги неповоротливые.

– Да.

– При этом ясность кристальная!

– Да.

– Очень странно. Я привыкла к тому, что рассудочная ясность и ОзВ-ясность всегда идут в связке, а тут – нет.

– Еще бывает так, что рассудочная ясность есть, а ОзВ-ясности нет.

– Точно. А тут – словно все наизнанку – ОзВ-ясность такая естественная, гибкая, текучая, а рассудок ползет за ней, как перегруженный грузчик.