Твердыня тысячи копий
Шрифт:
– Мои приветствия. Если не ошибаюсь, ты Юдокус, старший советник при дворе вотадинов?
Скавр произносил слова размеренно и подчеркнуто ясно, давая время толмачу пробормотать перевод в ухо старика. Бросив ошеломленный взгляд на римлянина, когда тот произнес его имя, советник о чем-то пошептался с другими старейшинами и повернулся к трибуну, нацепив маску, за которой читалось тщательно скрываемое беспокойство. Он заговорил, и после мимолетной паузы толмач повторил сказанное на языке гостя:
– И мы приветствуем тебя, латинянин. Добро пожаловать, хотя ты и сам видишь, что минуло едва ли с полчаса, как нам удалось скинуть
Скавр вскинул ладонь, повернулся к Мартосу и поманил его к себе. С князем он заговорил по-латыни и достаточно громко, чтобы могли слышать старейшины:
– Князь Мартос! Похоже, Юдокус недопонимает, кто я такой и в каком положении оказалось сейчас твое племя. Не возьмешься ли ты разъяснить советнику, что к чему, пока он не причинил своему народу непоправимый вред? Донеси это до него попроще, подоходчивей, а?
Мартос кивнул и шагнул к остаткам аристократии своего племени. Те сразу съежились, и стало понятно: что-то их изрядно беспокоит. У Марка прищурились глаза, пока он следил за реакцией старейшин, которые изо всех сил пытались не выдать свое внутреннее состояние. Пока было неясно, в чем дело: то ли на них так подействовал внешний вид залитого кровью князя, то ли причиной служило нечто менее очевидное. Прочистив глотку, Мартос обратился напрямую к Юдокусу, причем не на родном наречии, а по-латыни:
– Трибун хочет, чтобы я с вами побеседовал. Что ж, вы все меня знаете, я Мартос, наследный князь этого племени, а коли так, и его законный глава, раз уж владыку Бренна подло умертвили. Я отправился воевать с латинянами плечом к плечу с нашим царем, по его приказу бился в одном строю с людьми Кальга и был ими предан ровно в тот момент, когда сам Бренн умирал от рук этих же сельговов, будь они прокляты.
Старейшины подскочили на месте, а Юдокус даже обернулся к толмачу, но едва не напоролся глазом на измочаленный ноготь Мартоса, когда тот гневно выбросил руку вперед. Губы князя побелели от бешенства.
– Я знаю, ты терпеть меня не можешь, Юдокус! Но ты… Кислая морда, хорькозубый прыщ, укрыватель правды и разносчик подлой лжи! Ты не посмеешь меня прервать! Ты выслушаешь до конца, или я устрою здесь то, что получили сельговы, когда я влез на вершину по южному откосу! Ты не настолько дряхл, чтобы не скучать по своему морщинистому хоботку, когда я его отхвачу топором и запихаю тебе же в рот, гнилой ты штукарь! А раз это была твоя идея взять в союзники Кальга, я в один миг готов отдать тебя в руки наших баб, дай только повод! И, кстати, хватит корчить вид, будто ни бельмеса не смыслишь в языке трибуна, он здесь уже бывал.
Князь сложил руки на груди и отступил вбок, меряя старейшин недобрым взглядом, который не оставлял ни малейшего сомнения в глубине и силе его гнева. Юдокус же глядел на Скавра вприщур, на губах даже поигрывала легкая ухмылочка. Когда он заговорил, голос его был уверен и звунок, лишь легкое дребезжание в практически чистой латыни свидетельствовало о почтенном возрасте.
– Ты был здесь зимой, сейчас я вспомнил. Гость неприметный, любитель смотреть и слушать… Или правильнее бы сказать – подглядывать и вынюхивать? Искать признаки, что мы собираемся объявить вам войну?
Скавр усмехнулся, ни в чем не уступая притворству старика.
– Не вполне. Стоило тебя увидеть, а потом услышать, что и как ты нашептываешь царю, я понял, что вотадины обязательно займут сторону Кальга в его заранее обреченном мятеже. С самого начала было ясно: так называемый «властелин северных земель» кормит тебя с ладони, а ты, в свою очередь, обладал таким влиянием на царя, что мог роковым образом решить его судьбу. О нет, Юдокус, я пришел той зимой, чтобы дать оценку, насколько решительно поведет себя твой народ в грядущей войне после полусотни лет мирной торговли с Римом. Признаться, в моих глазах ваш боевой дух мало чего стоил, однако в ту пору я еще не был знаком с князем Мартосом. Наша встреча состоялась позднее, и было это на поле битвы.
– Ну как же, как же! Той самой, где он сдался в плен, вместо того чтобы встретить смерть с оружием в руках!
Мартос стиснул кулаки, но смолчал, лишь желваки на скулах вздулись гранитными валиками.
– Той, где он был обречен на поражение предательством Кальга. О чем ты – ничуть не сомневаюсь – знал с самого начала. Князя вместе с его дружиной попросту бросили на произвол судьбы в клещах двух разъяренных легионов. Надо полагать, с таким расчетом, что вотадинских ратников мы перебьем до последнего человечка. К счастью для всего вашего племени – вернее, для большинства, – Мартос уцелел. Хотя и к несчастью для тебя, Юдокус. Князь перешел на мою сторону в надежде поквитаться за гибель своего царя, и, насколько я разбираюсь в ситуации, прямо сейчас от поставленной цели его отделяет расстояние лишь в протянутую руку. Мартос?
Могучий вотадин вновь шагнул вперед, повернув лицо так, чтобы единственный оставшийся глаз заливал аристократов ледяным огнем. Снял с пояса щедро украшенный охотничий нож, и от игры факельного света на лезвии запрыгали блики на высоких стропилах залы.
– Старейшины моего племени, клинок этот священный, ибо я поклялся обнажать его лишь для омовения в крови изменников. Я уже разок использовал его, забирая жизнь одного из тех, кто повинен в смерти моего царя. Того человека звали Аэд. Он мог быть тебе близнецом, Юдокус. Такой же дряхлый и лукавый пакостник, советчик своему владыке, тот, на чью голову падает вина за бессмысленные смерти и пагубы, причиненные Кальгом. Применив военную хитрость, пробрался я в лагерь сельговов после измены, после гибели едва ли не всей моей дружины – и там, в царском шатре, нанизал подлятину на вот это жало. Вспорол ему брюхо, вывалил кишки, но это еще не все. Аэд держал при себе ковчежек, полный хозяйских писем и документов, которые латиняне мне зачитали. И тут многое, очень многое встало на свои места…
Он отвернул лицо, обращаясь теперь в сумрачную пустоту залы:
– Одно из писем в особенности просветило меня. О, какими же мы были глупцами, считая, что Кальг хочет лишь изгнать латинян с наших земель!
Мартос вновь повернулся к Юдокусу и даже побледнел от злости.
– Это письмо было от тебя, тварь! В нем ты говорил, что Бренн уже стар и немощен, а «надежного» преемника не видно. Еще говорил, что можешь заручиться поддержкой других старейшин, а тем самым и всего народа, буде возникнет такая надобность при смене правителя.