Тверской Баскак
Шрифт:
Запряженная в сани коняга вяло перебирает ногами, и полозья натужно скрипят, давя утрамбованный снег. Я лежу в санях прямо на мешках с зерном и пялюсь в голубое оконце чистого неба посреди серых тяжелых облаков.
Возок идет по накатанной дороге ровно и меня, закутанного в теплый тулуп, клонит в сон, но я креплюсь. Не время спать! Пошел второй день пути, и сейчас теоретически самое удобной место для нападения. Московская земля закончилась, и случись что, претензии предъявлять некому, разве что самому себе. Тут как бы уже власть Тверская, а в Твери я княжий человек и наместник. Стало быть, если меня ограбят, то я и виноват. Не доглядел!
Усмехаюсь про себя и, приподнявшись, всматриваюсь в темноту леса.
«Да нет, ничего я так не увижу,
Успокаиваю себя и в очередной раз мысленно, просматриваю всю расстановку сил. Впереди едут верхами трое боярских детей, еще двое позади каравана. Эта пятерка, присланная тысяцким Луготой. Она в бронях, при мечах и копьях, и любому стороннему человеку должна казаться главной нашей охраной. На этом строится большая половина моего замысла, потому что как у всякого человека двадцать первого века, избалованного кинематографом, у меня нет сомнений в тактике будущего нападения.
«Устроят завал спереди и сзади. Отсекут охрану и ударят в центр, разрезая обороняющихся надвое. — Повторив задачу, мысленно задаю вопрос и сам же на него отвечаю. — Что мы этому противопоставили?! Десятку моих стрелков с арбалетами переодели и посадили возчиками на десять центральных саней. Еще десятка, прикрытая лохмотьями, изображает прибившихся беженцев и идет здесь же, между возками. Другими словами, все мои силы собраны в центре, а начало и конец каравана вообще без охраны. Там просто извозчики, переодетые под стрелков, им даже копья выдали для большей убедительности. Пришлось потратиться на двадцать копий, но толку от этого немного. Простые горожане не бойцы, разбегутся сразу, как только начнется заваруха. В общем, риск огромный! Если ударят по флангам, то доберутся до груза практически без сопротивления. Даже если мы отстоим центр, то потери будут настолько большими, что поставят весь мой план под удар. Все так, но другого выхода я не вижу. По прикидкам Калиды, если все наши недруги сговорятся, то смогут выставить до полусотни бойцов, а у нас всего двадцать неопытных стрелков. Размажем их по всей длине обоза и что?! Эту тонкую цепочку прорвут и разметают без труда. Тогда потеряем все! Нет! — В который раз убеждаюсь в правильности выбранной тактики. — Риск оправдан, и если расчет верен, то можно не только выйти из этой кутерьмы с наименьшими потерями, но даже и хорошенько проучить наших главных конкурентов. Тем более, что у меня есть для них неприятный сюрприз».
Подышав на замерзшие руки, я развернул мешок и пересчитал девять керамических шаров. Каждый размером примерно с кулак и заполнен под литр чистейшего первача из моего самогонного аппарата. Короткий фитиль плотно затыкает единственное отверстие в гранате.
Такие снаряды уже опробованы. Рукой их можно метнуть на десять-пятнадцать шагов и у меня на них большие надежды. Конечно, я не жду, что они смогут остановить атаку подготовленного противника, но ошеломить грабителей и дать моим парням шанс зарядить арбалет и выстрелить хотя бы по разу, это вполне реалистично. Жаль только, что гранат у меня так мало, но тут ничего не поделаешь, технологии пока что не позволяют. Каждый шар делается вручную, а хороших гончаров у меня только двое и работы у них непочатый край.
То ли лес по сторонам стал гуще, то ли солнце совсем пропало за тучами, не знаю, но только на душе вдруг стало совсем тревожно, и нехорошее предчувствие сдавило грудь, как кольцо удава.
«Это всего лишь страх, — подбадриваю себя и стараюсь дышать ровнее, — не обращай внимания! Это нормально, не каждый день ты вступаешь в схватку, где тебя хотят убить и возможно тебе придется убивать самому».
Готов ли я?! Об этом лучше не спрашивать, потому что честного ответа я не дам даже самому себе. Мне хочется верить, что я не сдрейфлю и сделаю все как надо, но полной уверенности у меня все же нет. Руки и ноги мелко дрожат от перевозбуждения, ведь, по сути я раньше даже в серьезной драке-то не участвовал. В такой, чтоб без жалости, без рассудочности, когда либо ты, либо тебя! В школе ко мне не лезли, а сам я человек спокойный и неприятностей никогда не искал. В армии я не был, а в универе даже смешно говорить, там кулаками махать вообще было не принято. В общем, не сводила меня судьба с серьезной опасностью, а те потасовки, в которых я все же участвовал, были для меня скорее игрой, чем проблемой. Первый разряд по боксу все же.
Ожидание беды настолько меня вымотало, что когда раздался треск падающего дерева и первый крик, я даже обрадовался.
— Наконец-то!
Вскочив во весь рост, вижу как медленно, словно в замедленной съемке, падает огромная сосна, как вздыбливаются кони отсеченных от каравана охранников, и только потом ушей достигает бешеный рык Калиды.
— Самострелы к бою! Шевелись, вашу мать!
Молодежь хоть и первый раз в серьезной переделке, но натасканы парни до автоматизма. Какой бы ужас они сейчас не испытывали, руки сами, как независимый хорошо отлаженный механизм, взводят арбалет и накладывают стрелу.
Под весь этот гам и переполох, выскакивающие из леса темные фигуры кажутся абсолютно бесшумными. Первая волна, вырвавшись из-за деревьев, уже бежит к ближайшим возам. Расстояние шагов двадцать-двадцать пять. Сугробы замедляют бегущих, но даже так видно, что зарядиться мои стрелки не успеют.
Чирк! Чиркает колесико по кремнию, и вспыхивает крохотный огонек самодельной зажигалки. Граната тяжелит руку, и по фитилю с шипением бежит искрящаяся вспышка.
Не задумываясь, бросаю шар прямо в самую гущу нападающих. Один, второй, третий… Разрывы вспыхивают совсем близко, и я рискую попасть под осколки собственных бомб. К счастью для меня, там не пороховой заряд, и поражающий радиус невелик. Издав больше грохота чем реальной убойной силы, они растекаются по снегу горящими лужами и языками черного дыма. Пара фигур все же рухнуло лицом в снег, а над сугробами полетел душераздирающий вопль. Один из атакующих, объятый пламенем, бросился обратно в лес, а вся банда, остановившись как зачарованная, проводила изумленными взглядами своего пылающего соратника.
Всего пара мгновений, но именно они и были нужны. Без них никто из моих парней даже выстрелить бы не успел. А теперь… Треньк! Слышу, как где-то рядом самый ловкий из стрелков уже спустил тетиву.
Треньк, треньк, треньк! Один за другим заработали самострелы. Они бьют почти в упор, а значит каждый выстрел уносит жизнь одного из нападающих.
Грабители очнулись, но те, кто бросились вперед, тут же рухнули в снег, срубленные выстрелами моих стрелков. Засев за возами, они открыли прицельный огонь по грабителям.
— Сарынь! — Над замешкавшейся бандой взревел клич атамана, и косматый мужичище, вскинув над головой огромный топор, кинулся прямо на меня.
Линия атакующих, увлеченная примером вожака, вновь рванулась вперед, но подожженный фитиль уже искрится, граната зажата в ладони, и я бросаю ее в летящую на меня громадную фигуру. Вспышка! Глухой хлопок, и объятого пламенем мужик отбрасывает в сторону. Он уже не поднимается, а на соседний возок прямо на мешки с хлебом вдруг вскакивает Калида. Меч в его правой руке отливает холодным блеском, а перекошенное яростью лицо обращено к засевшим за санями стрелкам.
— За мной! Руби, не жалей! — Проорав, он одним прыжком достиг кого-то из нападавших и рубанул того с плеча.
Я вижу, что Калида делает все правильно. Стрелки уже отстрелялись, и пока они перезаряжаются, бандиты придут в себя. Нужно атаковать их, пока они в ступоре и, пользуясь моментом, попытаться их опрокинуть и обратить в бегство.
Калида уже врубился в строй грабителей, и те после минутной нерешительности уже зажимают того в кольцо. Он вертится ужом, отбивая удары со всех сторон, а его бойцы все еще сидят за возами. Для них это первый бой, и я понимаю, как им трудно решиться на рукопашную. Нужно что-то еще, чтобы поднять их, нужен еще пример, и я вижу, что героев вокруг меня больше нет.