Тверской Баскак
Шрифт:
Сотрясая половицы, боярин грузно зашагал к двери не переставая ругаться в голос.
— Интересы он наши защитит! Да что он можешь защитить?! — Обернувшись напоследок, он вонзился в меня взглядом. — У тебя может дружина есть? Может ты под этим столом сотни воев прячешь, кои выскочат по твоему веленью и всех наших врагов порушат. — Он заржал в голос и вышел из горницы, на прощание крепко шибанув дверью об косяк.
Звук гулко прошелся по терему, и пока он затихал, я еще ждал чуда, но оно не случилось. Через мгновение поднялся Острата, за ним купцы и последним
Глава 7
До самого вечера я пребывал в чудовищном настроении. Все рушилось! Я, конечно, не ожидал, что они примут мое предложение на ура, но чтобы вот так! Чтобы все развернулись и ушли!
Это уже чересчур, и где же теперь взять денег на мою гениальную операцию. За идею продать новгородцам и ливонцам зерно в четыре раза дороже, моя совесть меня совсем не мучила. И дело здесь не в жадности или черствости, ведь на Новгородчине или в Ливонии не все смогут купить хлеб по такой цене, и скорее всего простой люд будет голодать. Нет, тут дело в знании.
Когда-то я писал курсовую по этой теме и точно знаю, что через год от Новгорода до Риги будет ровно такая цена на хлеб, какую я недавно озвучил. Ведь следующей весной Батый начнет свой поход на запад, и его орды пройдутся разрушительным смерчем по южнорусским землям. Урожая не будет не только на Рязанщине, Черниговщине и в Киеве, но даже на Волыни и Галичине. Дефицит зерна скажется на цене, она поднимется и никогда уже не опустится. Значит, я не заламываю какую-то сверхъестественную цену, а просто немного ускоряю процесс и хочу взять то, что так и так возьмут чьи-то чужие загребущие лапы.
Мотаясь из угла в угол по горнице, я пытался отыскать какой-то иной вариант быстрого получения денег, но новых идей, где раздобыть серебро на закупки, не появлялось. Это бесило еще больше, ведь не будет зерна — не будет сверхприбыли, а значит все мои планы притормозятся или сказать точнее встанут совсем.
Слоняться без дела стало уже совсем невмоготу, но и заняться хоть чем-то не было сил. Все валилось из рук. В голове стояла только злость на самого себя, и вопросы: Что я сделал не так? Почему они даже обсуждать условия не стали?
Прошелся по двору, наорал на Куранбасу, затем еще кому-то попало ни за что. Поискал глазами Калиду, но тот, словно почувствовав мое настроение, как сквозь землю провалился. Солнце уже начало клониться к закату, и я понял, что если сейчас останусь сидеть в четырех стенах, то меня разорвет от злости. Вскочил, думаю, махну на ту сторону Волги, в свой строящийся острог. Там все свое, все крутится согласно моей воле и моим замыслам. Никто со мной не спорит и оскорблений в лицо не бросает, авось полегчает и что-нибудь путное на ум придет.
Вышел с кремля через малые ворота и спустился к Тверце. Здесь торговые причалы и наша плоскодонка на берегу лежит. Кстати, эта нехитрая лодчонка в первый день своего прибытия сюда произвела настоящий фурор. Еще бы, в эти времена из одного ствола получают одну доску, поэтому плавсредство такого размера проще выдолбить. Один ствол — одна лодка, или одна доска?! Выбор очевиден.
Наша же лодчонка собрана из пиленных досок, немудрено что до сих пор народ глядит на нее как на блажь миллиардера. Это первая проба моей циркулярки ножного привода, но здесь на правом берегу про мои «изобретения» ничего не знают. Товар готовится к ярмарке и лишняя шумиха мне пока ни к чему. За сохранностью секрета следит Калида, а значит я спокоен, муха без его догляда не пролетит.
Иду, вижу у лодки кто-то стоит. Это дело обычное, любопытных все-еще хватает, так что, не задумываясь, подхожу ближе и узнаю тысяцкого, вместе с ним и одного из купцов, что был на встрече.
Пытаюсь скрыть бурлящее во мне раздражение, но в голосе все равно сквозит недовольство.
— Неожиданно! Чем обязан столь нечаянной встрече?
Оторвав глаза от лодки, Лугота поднял на меня взгляд.
— Да вот пришли на твою лодчонку взглянуть. — Он усмехнулся в бороду. — Занятная вещица.
После этих слов зависла неловкая пауза. В соответствии с нынешними понятиями, после похвалы я должен сказать что-нибудь доброе в ответ, но мне совершенно не хочется этого делать, и я упрямо молчу.
Еще подождав, Лугота все же продолжил.
— Мы тут потолковали между собой… — Его взгляд вновь кольнул меня настороженностью. — Не все согласны со мной, но вот Зуб, да еще кое-кто, сочли возможным прислушаться… — Тут тысяцкий замялся и, переглянувшись со своим спутником, добавил. — Но есть опасения. В общем, такое дело. Прошлой зимой ты попросил, и мы твою просьбу уважили. Зерно всем миром тебе собрали. Теперь люди хотят видеть, что ты слово свое держишь.
Я уже понял весь расклад, и куда он клонит. Эта лодчонка, как доказательство всех тех небывалых слухов, что ходят обо мне по городу. Она словно убеждает, что вложиться в меня можно и нужно, что возможно у меня в запасе еще не одно такое чудо. За этим они и пришли сюда. Глянуть еще раз и еще раз удостовериться, что перед ними не волшебство какое, а дело рук человеческих. Их манит реальность будущей прибыли, но и останавливает не менее реальная опасность попасть в просак.
Все эти мысли читаются на мрачном челе замолчавшего тысяцкого, но я тоже молчу и жду, что же он выберет. Мой взгляд давит на боярина, и тот, резко оборвав тишину, заканчивает свою мысль.
— Так вот что, наместник, я тебе скажу. Ежели ты свой прошлый долг погасишь, то мы с Алтыном готовы обсудить наше с тобой товарищество.
Перевожу взгляд с одного на другого и держу паузу. Мне надо подумать. Урожай собран, и зерно у меня есть, но планы на него у меня были другие. Мыслилось мне сначала его продать, а долг вернуть уже серебром, но по прежней цене. Если же я отдам зерно сейчас, то на продажу у меня ничего не останется. Они, конечно, в своем праве. Я обещал расплатиться осенью, и вот она осень пришла. Нужно держать слово, но делать этого мне очень не хочется.