Тверской Баскак
Шрифт:
Показывая, что разговор окончен, она вновь попыталась уйти, но я снова не дал ей этого сделать. Моя ладонь сжала худющий девичий локоть.
— Не торопись! Здесь ты пропадешь, сгинешь не за грош! Либо народ лихой прибьет, либо церковь достанет, а я смогу тебя защитить. Поедешь со мной, станешь великой целительницей…
Не дослушав, он дернула рукой, стараясь освободиться, а глаза обожгли меня гневным взглядом.
— За себя переживай, а за меня волноваться не надо! Я как-нибудь сама справлюсь!
Не зная как ее удержать, я вдруг начинаю говорить то, что у меня, действительно, на душе:
—
Ее сопротивление мгновенно ослабевает, а в зеленых глазах вспыхивает интерес.
— Я вижу, что ты чужой на нашей земле. — Голос девушки звучит глухо и затаенно. — Чувствую вокруг тебя чуждую силу, но сам ты не злой и помыслов черных у тебя нет. Зачем я тебе?!
Осознаю, что только полная искренность может привлечь ко мне эту странную девушку, но ведь и всего ей не расскажешь. Пытаюсь говорить честно, но не обо всем.
— Я не чужой здесь, просто не ко времени. Землю Русскую ждут тяжелые времена, враги внешние и внутренние будут терзать ее столетиями, а я хочу сделать ее мощной и великой, чтобы народ на Руси жил, если не счастливо, то хотя бы мирно и сытно.
Девушка вдруг улыбнулась.
— Мирно и сытно, это уже счастье! — Ее голос потеплел, но вдруг снова наполнился жесткостью. — Хорошо, поеду с тобой. Помогу этих раненых выходить, а потом видно будет. Не понравится, уйду, а ты, обещай, что удерживать силой не будешь.
Взгляд зеленых глаз держит меня в таком напряжении, что соврать ему просто невозможно, но я и не собираюсь. Отпускаю ее локоть и говорю искренне, от всей души.
— Не буду, клянусь!
Глава 10
Площадь перед Тверским кремлем шумит разноголосой ярмаркой. Торговые ряды пестрят разнообразным товаром и гомоном сотен людей. Удивить честной народ здесь есть чем, но в этом году, без сомнений, главным сюрпризом является мой гостиный двор.
Во-первых, в отличие от других он с крышей. Видная издаля высокая двускатная крыша, крытая красной глиняной черепицей, уже сама по себе отличная реклама. Во-вторых, он просторный и разбит на секции, где выложены образцы того, что можно у нас купить. Глиняный кирпич, черепица и доска вызывают живой интерес, но настоящий аншлаг делают зажигалки, спиртовые лампы и керамическая посуда. Товара у меня немного, и весь он был распродан буквально в первый же день, несмотря на баснословную цену.
Теперь в павильоне остались только выставочные образцы, но любопытных от этого меньше не стало, потому что мои люди продолжают развлекать народ. Специально поставленный человек чиркает зажигалкой, зажигает фитиль лампы и обходит охающий от восторга народ. Другой кладет стену из кирпича и предлагает всем желающим попробовать ее на крепость. Быстросхватывающая смесь из гипса, золы и извести тоже производит впечатление. Третий здесь же предлагает любому поджечь глиняную черепицу, убеждая в ее противопожарных преимуществах.
Зачем я это делаю, если весь заготовленный товар уже распродан? Тут ответ простой, я создаю легенду. Сегодняшняя ярмарка обрастет слухами и фантазиями, а город Тверь прогремит по всей Залесской Руси, как небывалое чудо. Еще я попробовал ввести новинку, объявив, что каждый может заказать понравившуюся вещь и, заплатив половину цены сейчас, получить ее к весеннему торгу. Эта акция не прошла. В этом времени люди не привыкли заглядывать в будущее и что-то планировать. Да и доверием народ тут тоже не страдает. Действительно, какая может быть предоплата, когда не знаешь доживешь ли ты сам до весны.
Еще одно коренное отличие этого торга от всех предыдущих — почти полное отсутствие хлебных рядов. Мы скупили почти все зерно и торговать, по сути, кроме нас некому. Более того, как только я озвучил новую цену, все покупатели сразу же бросились к тому небольшому количеству сторонних продавцов, которые еще остались. Спрос вырос до небес, и видя такой ажиотаж, те не будучи дураками тоже подняли цену. Торговля хлебом сразу же встала. Основные оптовики: новгородские и орденские купцы заявили, что по такой цене они покупать не будут, пусть весь хлеб у нас сгниет. Я им тогда спокойно ответил, ладно, пусть гниет, и с этого времени у нас идет негласная борьба, кто кого пересидит.
Сейчас я стою в задней, административной части нашего торгового двора и изображаю полнейшее спокойствие под прицелом четырех пар испытывающих глаз. У ног гудит печка буржуйка и в помещении в общем-то не холодно.
Смотрю на бронзовый бок печки, на трубу, выходящую в специально прорезанное отверстие, и вспоминаю как умолял меня ее продать новгородский купец. Я не отдал, потому что их было всего три, и эта последняя. Переносные печи тоже наше ноу-хау в этом времени, и тоже ушли на ура.
Хлопнула дверь, и появившаяся в проеме голова Куранбасы сообщила.
— Идут!
Кто идет говорить не надо, и так понятно. Поскольку все мы здесь ждем прихода новгородских и орденских торговых гостей. На сегодня в очередной раз сговорились обсудить дела наши тяжкие, хотя смысла в этом не вижу никакого. Я готов им скинуть золотник, другой, но они же не этого хотят! Они хотят вернуть прежнюю цену, а этому не бывать.
Повернувшись, провожу взглядом по лицам собравшихся. Все четверо сидят на одной лавке вдоль стены. С ближнего края тысяцкий Твери Лугота Истомич и боярин Острата. Оба в высоких бобровых шапках и шубах. За ними купцы Алтын Зуб и Путята Заречный. Эти в овчинных тулупах, а шапки нервно мнут в руках. Во всем здесь строгий этикет и порядок. Перед высокородным боярином каждый кто ниже должен шапку ломать. Поэтому я в шапке. Жарко не жарко, а снимать нельзя! По неизвестной мне причине, тут считают, что мой род не ниже боярского, а по должности, так я выше тысяцкого.
Встретившись глазами с сидящими, едва заметно вздыхаю:
«Вот они, мои главные акционеры и нескончаемая головная боль».
Только что закончился очередной жаркий спор, где эти четверо чуть ли не в один голос требовали от меня сбросить цену вдвое и продать все накопленное зерно побыстрее.
— Да ты подумай! Гниет ведь зерно-то, мыши жрут! — Кричал мне в лицо Острата, а тысяцкий более спокойно басил. — Ну нету у нас возможности столько зерна хранить! Ну нету!
Купцы голос не повышали, но яростно кивали, соглашаясь со старшими. Алтын, правда, свои пять копеек вставил.