Тверской бульвар
Шрифт:
— Что еще?
— Мальчик погиб, — повторил Виктор.
— Я поняла. Вчера его отец был у меня. Он просил меня представлять их интересы в милиции и в прокуратуре. Вот поэтому мне и позвонили. Почему у тебя такое лицо? Они ищут этого мальчика уже несколько дней. К сожалению, он принимал слишком большие дозы и его уже невозможно было спасти.
— Они сказали, что ты вчера с ним разговаривала…
— Господи, какая глупость! — Я снова повернулась к шкафу, продолжая одеваться. — Я не могла с ним разговаривать. Он исчез из дома три дня назад. Они что-то путают.
— Ничего они не путают. Его мать сказала, что ты вчера к ним приходила домой. А сегодня утром парень погиб.
Я замерла. Медленно обернулась
— Как фамилия погибшего? — спросила я, уже зная ответ. Но этого не может быть! Этого просто не может быть. Секунда показалась мне вечностью. Но Виктор назвал фамилию, и не осталось никаких сомнений.
— Григорьев. Антон Григорьев. Они просят тебя срочно приехать в милицию.
Я сделала несколько шагов и села на кровать, опустив голову. Какой ужас! Неужели я спровоцировала мальчика своим глупым допросом? Неужели он погиб из-за меня? Нет, я такого просто не выдержу. Я не знаю, что мне делать. Выходит, что я начала поиски одного и невольно стала виновником смерти другого. Наверное, его так довели дома эти разговоры и деспотичный дедушка, что он решил покончить с собой. Какая я дура! Нужно было его остановить, уговорить остаться, поговорить с ним более подробно. Виктор стоял рядом и смотрел на меня, очевидно, понимая мое состояние. Смотрел и молчал. Вот за это я его люблю. Виктор умеет сочувственно молчать и не дергать человека в такие минуты. А это очень редкое качество.
Целых пять минут я просидела на кровати полуодетая, размышляя, как мне быть. Если мальчик погиб после разговора со мной, то мне вполне могут инкриминировать статью «доведение до самоубийства». И адвокат понадобится уже мне самой. Причем очень хороший адвокат. Я действительно вчера вечером была у Григорьевых, даже пила у них дома чай с медом. И у нас действительно был непростой разговор. Потом Антон поругался с дедушкой и сбежал. Но формально сбежал после разговора со мной, что тоже правда. С дедом он ругался каждый день, а со мной поговорил только вчера. Вот так… Я посмотрела на Виктора:
— Ты опоздаешь на работу.
— Если хочешь, я поеду с тобой, — предложил он. Какой молодец! Но рядом с ним я буду чувствовать себя вообще незащищенной. Как будто и его могут посадить в тюрьму за мою глупую оплошность. Нужно будет доказывать, что наш короткий разговор не мог спровоцировать мальчика на самоубийство. И поэтому я решительно сказала:
— Нет. Не нужно. Я должна сама во всем разобраться. Иначе какой я, к черту, адвокат, если не смогу сама постоять за себя? У меня есть такой босс, как Марк Борисович. Он обычно своих в обиду не дает. А ты отправляйся на работу, но только не выключай свой мобильный.
Он явно колебался.
— Все будет в порядке, — я даже смогла улыбнуться, — уезжай. Я тебе перезвоню.
Виктор наклонился, поцеловал меня и молча вышел из комнаты. Потом я услышала, как он осторожно закрыл входную дверь. И вскочила с постели. Господи, как могло такое случиться? Надо прямо сейчас поехать в милицию, чтобы узнать, как погиб мальчик. Что он сделал? Воображение рисовало мне самые страшные картины. Я оделась, с трудом сдерживая свои эмоции. На всякий случай заглянула к Саше. Он спал, разметав руки по кровати.
Я успела забежать в ванную комнату, умыться, почистить зубы, навести некоторый порядок на лице, даже причесаться. Но все это делала машинально, продолжая думать о несчастном мальчике. Наконец уже через пятнадцать минут после ухода Виктора выбежала из дома. Я была в таком состоянии, что мне было бы лучше не садиться за руль. Но бежать до станции метро далеко. Поэтому я все-таки села за руль, стараясь успокоиться, сосредоточиться. Мне нельзя попадать в аварию. Сегодня никак нельзя. Я закрыла глаза и постаралась взять себя в руки. Нужно думать о чем-то приятном, но о чем я могла думать в такой момент? Только о несчастном подростке. Нужно переключиться. О чем мне вчера говорил Виктор? Что-то приятное и счастливое. Не могу вспомнить. Он говорил мне… Почему Антон так поступил? Что его толкнуло? Неужели наш разговор? Не может этого быть… Что мне вчера говорил Виктор? Что-то важное… Выходит, у Антона была какая-то тайна, которую я не смогла узнать. Может, и Костя так ушел из жизни и поэтому его не могут найти? Коллективные самоубийства подростков. Кажется, о таком писали. Но так бывает у девочек. Массовая истерия. Или у мальчиков бывает тоже? Особенно если психика нарушена приемом наркотиков… Так о чем же мне говорил вчера Виктор? Он собирается купить новую квартиру. Правильно. Новую квартиру на Тверском бульваре. Это моя мечта, о которой я ему давно говорила.
Я выехала, стараясь двигаться как можно более аккуратно, заставляя себя думать только о том, как я веду мой автомобиль.
В управление милиции я приехала не скоро. Но на этот раз не из-за пробок. В это утро я была осторожна как никогда. На этот раз новый дежурный ничего не переспрашивал. Как только услышал мою фамилию, так сразу и отправил меня в нужный кабинет. Когда я туда вошла, там кроме знакомого мне майора Сердюкова сидел еще мужчина лет сорока, невысокого роста, с гладко выбритым черепом. Он как раз сидел на месте Сердюкова, а тот расположился рядом с ним, из чего я сразу сделала вывод, что этот лысый либо начальник майора, либо приехал из прокуратуры. Сейчас такая мода: когда у вас мало волос, вы демонстрируете свое пренебрежение ко всему миру и к своей шевелюре, выбривая череп наголо. Мне не нравятся такие типы, и поэтому я нахмурилась. При моем появлении неизвестный поднял голову, и я увидела его глаза. Очень цепкие, колючие и проницательные. Такие глаза бывают у умных следователей и толковых прокуроров. Он и оказался прокурором, тем самым старшим помощником, о котором мне вчера говорил Сердюков.
— Здравствуйте, — негромко сказал он, — я Денис Александрович Игнатьев, старший помощник прокурора города. А вы, очевидно, госпожа Моржикова?
— Да. — Я вошла в комнату и уселась без приглашения на свободный стул.
На Сердюкове был все тот же мятый костюм и короткий галстук, что и вчера. Неужели он и рубашку не меняет два дня? А вот в Европе считают, что нельзя два раза подряд появляться на работе в одной и той же одежде, иначе коллеги могут решить, что вы не ночевали дома. Я понимаю, что у нас не Европа, но все равно нельзя в таком виде приходить на работу. Но Сердюков в подобные тонкости явно не вникал. Он носил свой мятый костюм и свой короткий галстук, не думая о том, какое впечатление его одежда производит на окружающих.
— Вы представляете интересы семьи Левчевых? — спросил меня Денис Александрович.
— Да. Что случилось? Почему погиб мальчик? Мне позвонили утром и сказали, что погиб Антон Григорьев. Это правда?
Игнатьев мрачно кивнул. Сердюков, сидевший рядом с ним, громко засопел.
— Вы вчера после разговора со мной отправились домой к Григорьевым, — угрожающе начал майор, — нам сообщили об этом его родные. Мальчика не было дома, и вы его довольно долго ждали. А потом потребовали у его родственников разрешить вам поговорить с ним наедине. После вашего разговора он сбежал из дома…
— Это неправда, — устало перебила я его, — мы с ним действительно поговорили без свидетелей, но потом грузовик, стоявший рядом с моим автомобилем, задел мою машину и я вынуждена была выйти из дома, чтобы отключить сирену. У меня на машине до сих пор свежая царапина. А когда я вернулась, то услышала, как внук пререкался с дедом. И когда я, войдя, попыталась продолжить разговор, он сбежал.
Сердюков взглянул на Игнатьева.
— Нам рассказали несколько иначе, — сообщил мне помощник прокурора. — Согласитесь, что родственников можно понять. Они в таком состоянии…