Тверской бульвар
Шрифт:
Игнатьев посмотрел на майора.
— Она права, — кивнул он, — нужно срочно выезжать. У тебя есть адрес этого парня?
— Конечно. Мы его допрашивали в первый день, когда поступило заявление об исчезновении Левчева. Ничего он не знал, был очень напуган. А в коридоре его ждал отец и еще двое братьев. Они обычно ходят такой большой компанией, как будто могут помочь своему родственнику, если его решат задержать, — сказал с некоторым пренебрежением Сердюков.
На этот раз я подумала, что его нельзя подпускать не только к детям, но и ко всем остальным. Вообще к работе с людьми.
— Поехали, — решил Игнатьев, — не будем терять время. Я думаю,
— Может, этот азербайджанец и толкнул? — недовольно вставил Сердюков. — Нужно проверить, где он был вчера.
Ему явно не нравилось, что этим делом будут заниматься вместе с ним еще двое людей из прокуратуры и адвокатуры. Сердюков предпочел бы своих костоломов, чтобы обработать и свидетелей-таджиков, и мальчика-азербайджанца.
— Вызывай машину, — приказал Игнатьев, — и позвони ребятам на стройку. Может, они там что-то уже обнаружили.
Я подумала, что этот лысый прокурор начинает мне нравиться своим отношением к делу.
ГЛАВА 12
Стереотипы существуют у всех. Я подсознательно запомнила фразу об отце и двух братьях, приехавших во время допроса Икрама в милицию. Воображение рисовало небритых мужчин с рынка, от которых плохо пахнет и которые вообще не знают русского языка. Но семья Зейналовых жила в обычном двенадцатиэтажном кирпичном доме на четвертом этаже в неплохой четырехкомнатной квартире. Нам открыла дверь миловидная женщина средних лет. Волосы у нее были аккуратно уложены, и я отметила, что она красит их хорошей краской. Или пользуется хной — это такое средство из Ирана, которое окрашивает волосы гораздо лучше любой краски. Про хну я знаю, много о ней слышала и даже привозила ее подругам из Баку, куда дважды ездила за последние десять лет по поручению Марка Борисовича.
— Здравствуйте, — приветливо произнесла женщина, глядя на нас. По-русски она говорила почти без акцента. — Вам кого?
— Это квартира Зейналовых? — уточнил Денис Александрович.
— Да. — Женщина вдруг поняла, зачем мы пришли, и нахмурилась. — Вы опять за Икрамом? Только мучаете бедного мальчика, совсем его задергали.
— Он дома? — недовольно спросил Сердюков.
— Вы из милиции? — Было заметно, что она нервничает. Как будто милиция хуже бандитов. Хотя для кавказцев, наверное, наша родимая милиция иногда бывает хуже обычных грабителей.
— Я из прокуратуры, — пояснил Игнатьев, — извините, что вынуждены беспокоить вас дома. У нас очень важное дело. И я думаю, что вы должны нам помочь.
— Должна? Почему? Почему вы думаете, что я должна вам помогать?
— Дело в том, что сегодня ночью погиб второй товарищ вашего сына. Из той же самой компании, в которой был ваш мальчик. Двое из троих погибли, и у нас есть все основания полагать, что их убили. Вы понимаете, как нам важно поговорить с вашим сыном, отбросив все формальности?
— Убили? — Женщина даже вскрикнула, настолько ее поразило это известие. — Кого убили? Антона?
— Тише, — попросил Денис Александрович. — Нас может услышать ваш сын. Не нужно, чтобы он узнал об этом раньше, чем мы с ним увидимся.
— Входите, — разрешила она, — только, пожалуйста, снимите обувь. У нас так принято. Я знаю, что в Москве неудобно об этом просить гостей, но у нас нельзя ходить по квартире в обуви. Извините меня еще раз. Я дам вам тапочки.
Мы переглянулись. Вот так. И нужно снимать обувь. Раз пришел в чужой дом без санкции на арест или обыск, будь добр подчиняться требованиям хозяев. По большому счету, я считаю это требование очень разумным. Почему нужно нести грязь с улицы в квартиру? Ведь у себя дома вы надеваете тапочки уже в прихожей. В общем, мы переобулись и стали выглядеть довольно смешно. Особенно Сердюков. Он выше меня ростом на целую голову, но размер ноги у него сорок первый, почти как у меня. Можете себе представить? Такой косолапый медведь с очень маленькими ступнями. Хозяйка явно не рассчитала, выдав ему самые большие тапочки, ведь ростом он выше нас всех. И в этих тапочках майор выглядел несколько неуклюже и смешно. Очевидно, он это понимал и поэтому злился еще больше. Мы прошли в гостиную, где было чисто и убрано. Я тут же вспомнила статьи наших журналистов о приезжих кавказцах и азиатах, которые привыкли жить в грязи и не соблюдают правила санитарных норм, принятых в наших домах. Мы сели за стол.
— Прежде чем вы позовете вашего сына, — обратился к хозяйке дома Денис Александрович, — я хотел бы узнать, где был ваш мальчик вчера вечером.
— Вы его подозреваете? — испугалась она.
— Нет. Но нам нужно знать.
— Вчера вечером мы были в гостях у наших родственников. Вместе с Икрамом. Примерно в одиннадцать вечера мы вернулись. Там было много людей, все могут подтвердить, что мой сын был вместе с нами.
— У них всегда алиби на всю семью, — зло вставил майор, — и куча свидетелей вдобавок.
Игнатьев недовольно покосился на Сердюкова. А я сразу подумала, что такие типы, как этот майор, бывают только в кино. Однозначно неприятный тип. И вдобавок жутко ограниченный. Денис Александрович мне нравился все больше и больше. Он сказал, обращаясь к хозяйке дома:
— Очень хорошо. Успокойтесь и позовите сына. Мы с ним поговорим. Не нужно ни о чем беспокоиться. С нами приехала и адвокат семьи Левчевых. Это госпожа Моржикова, которая здесь присутствует. Мы зададим мальчику несколько вопросов и уйдем.
— Он так переживает все, что случилось с его другом Костей, — сказала мать, обращаясь ко мне, и пошла за сыном.
А Игнатьев взглянул на Сердюкова.
— Не нужно так нервничать, — посоветовал он, — мы пока не знаем, что случилось на стройке. И не нужно ничего комментировать.
Майор зло отвернулся, но промолчал. В комнату вошел подросток чуть выше среднего роста, темноволосый, угловатый, прыщеватый, с длинными вытянутыми конечностями и таким же вытянутым лицом, на котором уже проступили еще ни разу не бритые усы. Мальчик был явно напуган. Очевидно, мать все-таки не удержалась и успела рассказать ему о случившейся ночью трагедии. Впрочем, этого следовало ожидать. Я на ее месте тоже рассказала бы, попытавшись хоть как-то подготовить сына к предстоящей беседе.
— Здравствуй, Икрам, — начал беседу Денис Александрович, — ты, наверное, уже знаешь, погиб твой товарищ. Антон Григорьев. Вчера ночью его нашли на стройке. Рядом с Курским вокзалом. Ты не знаешь, что он там делал?
— Не знаю, — ответил Икрам, опустив голову.
Мать села в стороне, слушая ответы сына. В ее присутствии он явно чувствовал себя не в своей тарелке, но удалить ее было нельзя. В конце концов, мы здесь находились только с ее разрешения.
— Когда вы с ним виделись в последний раз? — спросил Игнатьев.