Твои фотографии
Шрифт:
Вечером Изабел съела половину картонки с запеченными овощами.
— Поешь еще, — просила Джейн, но у нее не было аппетита. Она попыталась сосредоточиться на фильме, комедии о двух подружках, полюбивших одного парня. Смеялась, когда смеялись приятельницы, и чувствовала, как они наблюдают за ней. Мишель спросила, не хочет ли Изабел, чтобы они остались на ночь. Та покачала головой. Она устала, но усталость была ни при чем. Прежде чем уйти, Мишель обняла ее.
— Помни, ты не одна, — прошептала она.
Люди постоянно давали
Она позвонила в Нью-Йорк Доре, подруге Мишель, и спросила, пуста ли еще квартира, незаконно сдающаяся в субаренду.
— Если приедешь в течение двух недель, она твоя, — ответила Дора.
Ей стало теплее на душе. Она по-прежнему может начать новую жизнь! Уедет. И все постепенно сотрется в памяти, как политое отбеливателем пятно на блузке.
В тот день, когда страховая компания вернула деньги за разбитую машину, Изабел отправилась покупать новую. Линди предложила пойти с ней. Но Изабел почему-то казалось очень важным сделать это самостоятельно. Она вспомнила, как тряслась от страха, возвращаясь с Мишель из больницы. Но это потому, что все случилось слишком скоро. И рана была еще свежа.
Она взяла велосипед, рассчитывая привезти его обратно в багажнике новой машины.
На стоянке никого не было, кроме двух скучающих молодых людей в белых рубашках и галстуках, с прилизанными, зачесанными назад волосами. Увидев ее, они встрепенулись и что-то прошептали друг другу. Тот, что повыше, направился к Изабел.
— Никто не приезжает сюда на велосипеде! — жизнерадостно воскликнул он.
— Я приезжаю. Но хочу уехать отсюда на «хонде».
— Позвольте показать вам, — предложил он, коснувшись ее плеча. Она слегка сжалась.
Молодой человек повел ее к машинам. Она погладила голубую, и ей стало не по себе.
— Садитесь и поймете, удобно ли вам в этой крошке, — предложил продавец. Изабел села. Он стоял у машины, улыбаясь во весь рот и показывая белоснежные зубы.
Сначала она снова занервничала, как по дороге из больницы, но взяла себя в руки и включила зажигание. И неожиданно почувствовала, как твердый толстый пласт стекла отделил ее от продавца. Он что-то говорил, но Изабел не разбирала слов. На улице было почти сорок градусов, но она дрожала от холода. И с трудом сглотнула, борясь с паникой, грозившей задушить.
Продавец открыл дверь и наклонился к ней:
— С вами все в порядке? Не обижайтесь. Но выглядите вы не очень. Вас, случайно, не тошнит?
Ее руки взлетели к вискам. Голос продавца доносился словно со дна моря. Паника билась в теле так сильно, что казалось, вот-вот прорвется сквозь кожу. Она знала, что если шевельнется, то умрет.
— Мэм? — с сомнением пробормотал продавец.
Ее начало трясти. Она не может это сделать!
Изабел сжала руль так сильно, что побелели костяшки пальцев. Сейчас она умрет, и никто не в силах помочь.
— Мэм! — повторил продавец, на этот раз куда резче, и коснулся ее руки. Внутри что-то переломилось, она обрела способность двигаться и выскочила из машины. Как только подошвы кроссовок коснулись тротуара, сердце замедлило биение. Она не удивилась бы, заметив на земле осколки. И уставилась на машину так, словно никогда ничего подобного не видела.
Улыбка продавца стала неприятно фальшивой. Изабел притворилась, будто смотрит на часы.
— О, уже так поздно! — воскликнула она, кивая как идиотка. — Я вернусь. Но сейчас нужно бежать!
Она не смела поднять на него глаза. Схватила велосипед, но ноги так дрожали, что она не смогла сесть. Да и все тело обмякло, словно у тряпичной куклы. Поэтому пришлось вести велосипед, опираясь на него, как на ходунки. Две мили до дома она одолела пешком.
До сих пор она никогда ничего не боялась. У нее не было фобий. Она не спала с ночником и не страшилась высоты. Карабкалась на деревья и строительные леса, чтобы сделать нужный снимок, прыгала в ледяную воду. И когда порвался электрический провод и пополз к ней, как змея, рассыпая искры, она спокойно нажала на спуск камеры. И конечно, она не побоялась убежать с Люком. Зато теперь была перепугана насмерть. Она водила машину с пятнадцати лет, но отныне сама мысль о том, чтобы сесть за руль, вызывала приступ удушья. Теперь она даже пассажиркой быть не может, особенно после того, что случилось.
Изабел положила руки на стойку. Нет, она не позволит себе сдаться. Полетит в Нью-Йорк. Будет жить в городе, где совсем не нужно водить машину. Где повсюду можно ходить пешком.
Вечером, когда небо прояснилось, она пошла погулять, чтобы скоротать время. Бесцельно бродила по улицам и, оказавшись на Мэйфилд, где жили Чарли и Сэм, не задавалась вопросом, подсознание ли привело ее сюда или простое совпадение? Ноги сами несли ее вперед. Она остановилась, только увидев их дом.
Все окна были освещены, как и ее собственные. Чтобы дом казался не таким пустым.
Она слышала музыку, что-то очень ритмичное, и хор звенящих голосов. Музыка для детей.
Несколько секунд она стояла перед домом, не в силах двинуться с места. На переднем газоне был припаркован желтый грузовик. Она вдруг потянулась к льющемуся из дома свету. Шагнула вперед, стараясь сохранить равновесие. Привстала на носочки и вытянула шею. Она ненавидела себя за то, что делает, но не могла остановиться. Кто-то прошел по комнате, и она задохнулась от страха. Отпрыгнула назад и спряталась за кустами соседнего дома. Дверь распахнулась, и мужчина позвал:
— Сэм!
На крыльце стоял маленький мальчик. Плечи тряслись, длинные волосы лезли в круглые темные глаза. Тяжело дыша, он подбросил что-то в воздух. Маленькая зеленая черточка в небе. Пластиковая собачка. Она услышала легкий стук, и что-то покатилось к ней. Крошечный красный ошейник.
Она отступила.
Чарли вышел на крыльцо.
— Сэм, — повторил он, и в голосе было столько печали, что у Изабел сжалось сердце. Сэм обхватил себя руками и согнулся. Плечи тряслись.
Чарли подошел к собачке, поднял ее и вернул Сэму.