Твои фотографии
Шрифт:
— Пора начинать новую жизнь, — мягко советовали они. Словно она — застрявшая машина, которую нужно только немного подтолкнуть.
Изабел удивилась, когда ей назначили время. Ей понравился голос Лоры по телефону. Как медовые капли. При встрече она понравилась еще больше. Абсолютно белые волосы до подбородка. Свободная бархатная одежда. От нее пахло корицей, и, к удивлению Изабел, Лора обняла ее при встрече.
— Доктор Джоунз, — поздоровалась Изабел.
— Зовите меня Лорой, — сказала та, и подол длинного голубого платья обвил ее
Они сидели в обитых мебельным ситцем креслах. Лора, не перебивая, выслушала рассказ об аварии.
— Неудивительно, что вы выбиты из колеи, — сказала она наконец.
— Я больше не могу сесть за руль. Тяжело даже просто находиться в машине, когда ведет кто-то другой, — пояснила Изабел. Лора кивнула.
— Ну разумеется. Вполне естественно. Я пропишу вам валиум. Принимайте за полчаса до того, как сядете в машину. Это только на время. Пока не придете в норму.
Изабел обхватила себя руками.
— Рано или поздно вам придется сесть в машину. Никто не требует, чтобы вы водили ее сейчас. Начинайте постепенно, крохотными шажками и с чьей-то помощью.
Лора сочувствовала всему, что говорила Изабел. Что она не может есть, снова и снова видит во сне аварию, и каждый раз, когда бросает взгляд на газету, ее начинает тошнить.
— И еще…
Она опустила глаза, прежде чем признаться Лоре, что вечерами крадется к дому Чарли и Сэма. И не в силах взять себя в руки.
Лора спокойно изучала Изабел.
— Шпионите за ними, — констатировала она.
— Просто хочу убедиться, что с ними все в порядке.
— Вы не можете в этом убедиться. Достаточно сознавать, что вы в полном порядке. — Она подняла палец. — У меня есть идея. Напишите им письмо, только не отсылайте. Расскажите, что испытываете при мысли о случившемся в тот день. Изложите свои мысли на бумаге. Не держите это в себе. Потом можете порвать письмо, если хотите. Или сжечь.
— Не знаю, — с сомнением пробормотала Изабел.
— Почему вы не злитесь? Жена того человека вела себя непростительно. Вы были ранены. Хотели уехать отсюда, а теперь не можете.
— Что?
Изабел неловко заерзала.
— Почему вы не рассержены? Не только его жизнь была разрушена. Ваша тоже.
— Женщина погибла. Маленький мальчик остался сиротой. Он тоже мог погибнуть, — пояснила Изабел.
— Но не погиб же. И авария произошла не по вашей вине, — возразила Лора. — Садитесь за письмо.
Прежде чем Изабел успела ответить, Лора встала и одернула юбку. Написала что-то и отдала рецепт Изабел.
— Валиум. Очень мягкое действие.
Изабел надеялась на более сильное средство, но по крайней мере это уже было что-то.
— На следующей неделе, в то же время, — сказала Лора и проводила Изабел до двери. Запах ее духов прихотливыми арабесками вился вокруг них.
Этой ночью, оставшись одна, Изабел вынула бумагу и ручку.
«Мне
Нет. Неудачное начало. «Жаль…» Что им ее жалость?
«Дорогой Чарли…»
Она энергично вычеркнула это и написала:
«Дорогой мистер Нэш.
Я хотела, чтобы вы знали: мне очень жаль, что все так вышло, и я рада, что ваш сын здоров. Если я что-то могу сделать для вас или чем-то помочь, пожалуйста, дайте мне знать».
Лора обещала, что она почувствует облегчение. Но вместо этого Изабел хотелось кричать. Она смяла бумагу и бросила в мусорную корзинку. Письмо ничего не значит.
Потом приняла валиум, легла и подтянула простыни к подбородку, мечтая вообще ничего не чувствовать.
Она проснулась с тяжелой головой и с тоской подумала, что надо идти на работу. Может, сегодня вообще никто не придет? Или придет, но совсем мало народа?
Она немного пройдется, чтобы освежиться. Вернется домой, примет душ и отправится на работу.
Изабел прошла супермаркет. Потом парк. Становилось холоднее. Поднялся ветер, и она потуже завернулась в куртку. Солнце светило так ярко, что пришлось надеть темные очки. По дороге ей встретилась игровая площадка с проволочной оградой. Стайка шумных ребятишек, охраняемая учителями в зимних пальто, весело смеялась и щебетала о чем-то. Давным-давно, когда ей отчаянно хотелось иметь ребенка, она десятой дорогой обходила парки и детские площадки. Не желала, чтобы ей напоминали о том, чего она не имела. Не желала слушать жалобы матерей на усталость, на нехватку времени. Не хотела изнемогать от зависти.
Она стояла, вцепившись в звенья ограды. В углу играла компания девочек, певших веселую считалку про змею-гремучку, снова и снова повторяя в странном минорном ключе: «Гре-муч-ка, гре-муч-ка…»
Ей казалось, что они поют про нее. Ее называют гремучкой.
Изабел разжала пальцы, отступила от ограды, и в поле ее зрения появился мальчик.
Она сразу узнала его. Узнала гриву шоколадных волос. Понурость плеч.
— Сэм!
Она не сознавала, что произнесла его имя вслух. Где его учитель? Изабел надеялась, что он не один и на площадке у него есть друг.
— Сэм! — позвал кто-то. Мальчик уставился прямо на Изабел, и ее словно молнией прошило. Куртка распахнулась на ветру.
Она опустила голову и помчалась прочь. Сэм. Она видела Сэма.
И Сэм видел ее.
Сэм смотрел ей вслед и задыхался от прилива жара. Воздух словно колол легкие. Он видел вспышку света и слышал звук вроде шороха крыльев. Пришлось сильно ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон.
Он сразу узнал ее. За ее спиной переливалось солнце. Он прищурился, пытаясь лучше ее разглядеть. Сердце куда-то покатилось. Тут ее куртка распахнулась, и он услышал хлопанье огромных тяжелых крыльев, такое громкое, что пришлось зажать уши.