Твои фотографии
Шрифт:
— Менеджер! Менеджер! — завопила женщина, и чем больше людей собиралось вокруг, тем сильнее ему хотелось крикнуть, чтобы они ушли, потому что все забирали у него воздух.
Он видел болтавшуюся трубку и представлял, как Изабел в Нью-Йорке, слыша, что происходит, зовет его. Но у него не осталось в легких воздуха. Потом женщина в цветастом платье подхватила и повесила трубку, и Сэм кричал, чтобы она прекратила, прекратила, но не было слышно ни звука, кроме хриплого дыхания.
— «Скорую»! — воскликнул кто-то.
— Не плачь, — сказала она. — Сейчас за тобой приедут.
На этот раз он пробыл в больнице два дня. Лежал в кровати, а доктора постоянно суетились над ним. Заставили каждые несколько часов дышать через специальный зеленый распылитель. Сделали укол преднизона и рентгеновский снимок. Надели на него дурацкую голубую сорочку, которая застегивалась на спине, как платье.
Очнувшись, он с ужасом обнаружил, что номер телефона Изабел успели смыть. Конечно, если приглядеться, пара цифр еще виднелась.
— Куда пропал номер?! — закричал он. — Почему вы его смыли?
Он попытался его припомнить. 567? Или 657?
Сестра успокаивающе коснулась его плеча.
— Я ничего не смывала. Только руку протерла, когда ставили капельницу.
Она упорхнула, и в палату вошел новый доктор.
— Как по-твоему, что вызвало приступ? — спросил он.
— В супермаркете было холодно, а иногда у меня легкие от холода сжимаются, — пробормотал Сэм. Хотя это была заведомая ложь. Он и отцу солгал, когда тот ворвался в палату и спросил, что делал Сэм в супермаркете. — Пить захотелось. Пошел купить коробку сока.
Отец не задал вопроса о телефонном звонке. А Сэм и не собирался ничего говорить.
Каждый раз, когда открывалась дверь, он садился и ждал, что появится Изабел. Но этого так и не случилось. Обычно это оказывалась сестра, пришедшая взять кровь, или санитарка с какой-то таинственной едой, которая, по уверениям врачей, должна была придать ему сил.
Он знал, что она придет. Твердо знал. Потому что сделал то, что должен был сделать. Привел процесс в движение. И даже ослабел от облегчения. Под больничными одеялами было жарко, и он сильно вспотел.
На следующий день он спросил медсестру, почему в его комнате нет телефона.
— Для чего тебе телефон? — удивилась та.
Увидев отца, он бросился ему на шею.
— Мне кто-то звонил? — спросил он, не сводя с Чарли глаз.
— Все. Друзья, бабушка с дедушкой.
— Кто-то еще?
Отец на секунду отвел глаза.
Но когда снова повернулся к нему, на лице играла деланная улыбка, и Сэм что-то заподозрил.
— А друзей и родственников не достаточно?
— Это ты вымыл мне руки? — спросил он. Отец разгладил покрывало.
— Нет, малыш. Не я.
Сэм снова воззрился на дверь. Почему она не едет? Что он сделал такого, что она не хочет его видеть?
Лето тянулось медленно. И Сэм постепенно понял, что Изабел не собирается звонить. Не собирается появиться и преподнести ему сюрприз. Телефон звонил и звонил, но каждый раз это была не Изабел. Сэм перестал поднимать трубку.
Как-то, когда Чарли был в душе, Сэм, повинуясь некоему порыву, подошел к телефону и набрал справочную.
Где ты? Где была? Почему не звонила?
Он злился и отчаивался одновременно. Но когда назвал имя Изабел, женщина ответила, что такого номера не существует.
— Проверьте еще раз. Пожалуйста. Я знаю, что она живет там, — попросил Сэм.
— Простите, ничего не найдено, — отрезала женщина.
Потрясенный Сэм прислонился к стене, слушая короткие гудки. Изабел исчезла и теперь, очевидно, не хочет, чтобы ее нашли.
Остаток июля и август Сэма держали на больших дозах преднизона. Из-за этого он все время был голоден и настолько взбудоражен, что не спал по ночам. И так растолстел, что не мог застегнуть джинсы. Хуже того: у него стали выпадать волосы. Он смотрел на лысинку над виском, пытаясь закрыть ее оставшимися волосами.
— Курс почти закончен, — ободрял отец. — И волосы отрастут.
Но «почти» казалось Сэму вечностью.
Он не знал, чем заняться. Не знал, куда пойти. Отец стал меньше работать, чтобы сидеть с ним. Днем он оставался дома один или ходил к друзьям, но все равно чувствовал себя одиноким и с трудом дотягивал до вечера.
Как-то он заметил кота, лежавшего на солнышке, и не смог совладать с собой: вскинул руки, словно делая снимок, и прищелкнул языком. И неожиданно понял, чем займется.
Он пошел в чулан, пошарил за зимними пальто и наконец обнаружил полку, на которой поблескивал «Кэнон». Тут же лежал подаренный Изабел объектив. Он вытащил все это. Камера была заряжена новой пленкой. Он снял старый объектив и легко поставил новый. Но это была всего лишь камера. Стекло, металл, зеркалки и затворы. Волшебство куда-то ушло. Если он захочет, может снова заняться фотографией. Стать знаменитым фотографом. И Изабел увидит его снимки и пожалеет, что не была к нему добрее. Поймет, чего лишилась.
Сэм взял камеру и вышел на крыльцо. Пусть он тысячу раз снимал дороги, но с новым объективом все выглядело по-другому. Крупнее. Значительнее.
Он навел объектив на кота, по-прежнему лениво валявшегося на тротуаре. Едва он сделал снимок, как внутри что-то зажглось.
Весь день он фотографировал округу. Парк, где любила гулять Изабел, магазинчик деликатесов, где она покупала ему и себе изюм в йогурте, пляж, где он учил ее бросать камешки. Он истратил почти всю пленку. Когда отец пришел домой, Сэм ждал его на крыльце с камерой.