Творческий подход к предвидению
Шрифт:
— Приятно знать, что ты находишь мое общество увлекательным.
Она глубоко вздохнула и приготовилась заманить свою маленькую рыбку.
— Хочешь пойти в какое-нибудь уединенное место? Куда-нибудь, где мы сможем… поговорить? — Акана облизнула губы и улыбнулась, когда его пристальный взгляд проследил за ее языком.
— Я бы с удовольствием, но, к сожалению, у меня другие планы, — Тристан взял ее за руку. — Однако, если ты согласишься присоединиться ко мне за ужином, то я буду более чем готов продолжить… наш… разговор, — он поцеловал костяшки ее пальцев, а в его глазах отразилось явное открытое приглашение.
Акана
— Это свидание.
Она помахала ему на прощание рукой. Что, черт возьми, с ней не так? Акана чуть не задохнулась от ощущения губ Тристана. Из-за того, как он овевал дыханием ее плоть, на ее руке зашевелились волоски. Краем глаза она заметила, как Этьен вышел из ресторана. Акана решила подождать пятнадцать минут, прежде чем последовать за напарником. Нельзя было допустить, чтобы их видели вместе, особенно тогда, когда она поймала рыбку.
К тому же на ее тарелке все еще лежал пирог.
***
Шейн проследовал за отцом в конюшню и взял упряжь, нуждающуюся в починке. Его отец мог в мгновение ока перенестись с одного края своих владений на другой, но Шон Данн любил лошадей и ездил на них просто ради удовольствия.
— Почему ты до сих пор не закончил Заявление?
Шейн окинул упряжь внимательным взглядом и собрал необходимые для починки детали.
— Она очень своенравная.
— Тогда тебе придется ее сломить.
Он мельком взглянул на отца, прежде чем повертеть упряжь в руках.
— Она нуждается в нежном обращении.
— Ее нужно оседлать.
Шейн поперхнулся.
— Я не собираюсь обсуждать с тобой это.
Шон Данн нахмурился.
— Почему нет?
Этот мужчина легко мог бы стать моделью. В свои четыреста двадцать пять лет он все еще выглядел как двадцатисемилетний парень — подарок от Соединения с парой Сидхе. Его истинная внешность была еще более ошеломляющей. Когда Шон Данн позволял своему лепрекону проявляться, то в его сапфировых глазах вспыхивала сила. На коже Шона появлялись коричневые завитки, обозначающие его родство с землей, а темные волосы вырастали и опускались до плеч. Сила самой земли текла в Шоне, и не существовало никого, кем бы Шейн восхищался больше.
Тем не менее Шейн не собирался обсуждать свою сексуальную жизнь с отцом.
— Прекрати, папа.
— Нет. Нет, пока ты не объяснишь почему.
— Потому что ты мой отец.
Шон с отвращением фыркнул.
— Да ладно. Будто я не знаю, о чем умоляет эта штука у тебя между ног.
— Па! — предоставь возможность земному духу порассуждать на подобную тему и он станет… нахальным10. Шейн направил инструмент, которым пользовался, на своего отца и нахмурился. — Не заставляй меня звонить маме.
Шон ухмыльнулся, совершенно не раскаиваясь.
— Она нужна тебе. А ты нужен ей. Напои ее до бесчувствия и затащи в постель, парень.
Шейн был в ужасе. Советы становились все хуже и хуже.
— Это тот самый совет, который ты дал Лео?
— Нет.
— Почему нет?
Отец бросил на него всезнающий взгляд.
— Потому что он не ты, — Шон швырнул гвоздь
Шейн глубоко вздохнул, увидев выражение лица своего отца.
— А я?
— А ты взял лучшее от нас обоих, — отец наклонился и прошептал ему на ухо: — Но не говори об этом своей сестре. Не думаю, что смогу справиться с этим щенячьим взглядом.
Шейн закрыл глаза и сглотнул.
— Спасибо, па.
Шон отпустил его, и Шейн открыл глаза.
— Она нуждается в тебе, Шейн. Она нуждается в нас.
— Знаю, — Шейн прислонился к столу. — До нас ее жизнь была холодной, — он позволил видению, которое заставило его создать скульптуру «Акана», появиться перед мысленным взором. — Нет места для полета, нет места для свободы…
Шон нахмурился. Он был таким невероятным отцом, готовым защищать супругу своего сына от всех.
— Но ведь Акану не обижала мать, правда?
Шейн отрицательно покачал головой.
— Нет, не совсем. Она старалась изо всех сил, но может ли кто-нибудь по-настоящему понять потребности молодого дракона, кроме другого дракона? — Шейн перешел на родной язык своей матери, разговаривая с отцом на диалекте Сидхе, как они часто делали, когда обменивались секретами. — Ее отец умер, защищая провидицу и пожертвовав собой, чтобы она могла сбежать с маленькой Аканой, — Шейн сглотнул. Он мог только представить опустошение провидицы, когда она бежала, зная судьбу своего супруга и свою собственную. — Она знала, папа. Знала, когда встретит его и что произойдет, но все равно позволила себе любить.
— В этом проявилась ее сила.
— Да. С тех пор она делала все возможное для Аканы, но даже дар предвидения не сумел раскрыть то, что было на сердце ее дочери.
— А ты справишься?
Он тяжело вздохнул.
— Я буду стараться.
— Возможно, ты видишь ее лучше, чем большинство других.
Шейн был доволен, что не вздрогнул. А еще он был в равной степени доволен тем, что это сделал его отец. После дискомфорта от их предыдущего разговора это послужит Шону уроком.
Только Робин Гудфеллоу мог подкрасться к лепрекону на его собственной земле. Связь между лепреконом и землей, на которую тот заявлял права, была невероятно сильна. Шон мог чувствовать каждого человека, ступившего на территорию, слышать шепот за милю, открывать дыры в земле шириной едва ли в булавку, которые доходили до самого ядра Земли. Нужно было быть каким-то божеством с определенной долей удачи, чтобы подкрасться к Шону.
Робин сделал это даже не напрягаясь.
— Добрый день, Робин.
Рыжеволосая угроза вошла в комнату, одетая в самую яркую западную рубашку, которую Шейн когда-либо видел. Если бы Робин заглянул в какой-нибудь приличный бар в Небраске, то каждый деревенщина на много миль вокруг попытался бы надрать ему задницу только за одну эту рубашку. Добавьте к этому супер-узкие джинсы, блестящие ботинки из крокодиловой кожи и черную ковбойскую шляпу с обернутой вокруг банданой в фиолетовую клетку, тогда у вас получится самый чудаковатый фейри.