Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]
Шрифт:
– Сначала до Алансона, – принялся вспоминать подробные наставления святого отца сэр Гисборн. – От него пять или шесть дней по хорошей дороге до Тура через Ле-Ман. В Туре надо найти корабль, уходящий вверх по Луаре. Как утверждал отец Колумбан, это нетрудно – сейчас осень, время ярмарок, и Луара больше похожа на проезжую дорогу, чем на реку. Плыть нам до города Невера, а если повезет, до Роана. Потом сходим на берег и отправляемся в Лион, до него там рукой подать. Оттуда уже проще простого: либо кораблем вниз по Роне, либо верхами вдоль берега. Заблудиться невозможно. Рона впадает в Средиземное море, неподалеку от ее
– Послушать тебя, так попасть в Константинополь – проще, чем с бревна упасть, – вполголоса заметил Мак-Лауд.
– Если не собьемся с дороги, то да, – кивнул Гай.
– Не доверяю я этим кораблям, рекам и морям, – упрямо стоял на своем шотландец.
– Потому что плавать не умеешь, – съязвил Гисборн, припомнив шумное знакомство их маленькой компании с Мак-Лаудом в Дуврской гавани. – Согласен, самое трудное – дорога из Марселя в Константинополь. Но благодаря покойному мэтру Лоншану мы теперь люди богатые, так что наверняка нам подвернется сговорчивый капитан и быстрое суденышко. Кстати, тебя во время столь лихих странствий случайно не заносило в Константинополь?
– Нет, – с заметным сожалением признался Дугал. – В Риме как-то полгода прожил, а в Константинополе не бывал. Говорят, это самый большой и богатый город в мире…
– Проверим, – самонадеянно заявил Гай. К нему возвращалось обычное хорошее настроение, все грядущие трудности казались преодолимыми и незначащими, и на далеком горизонте переливалось всеми красками нарождающегося рассвета притягательное и таинственное слово «Палестина». Мир по-прежнему был прекрасен, и его радостного сияния не могло омрачить даже мрачноватое прошлое попутчика сэра Гисборна.
* * *Спустя ровно пять дней после беседы на Алансонской дороге, незадолго до звона колоколов, отмечающих середину дня, стражники у ворот святого Георгия в городе, называемом Тур-сюр-Луар или Тур-на-Луаре озадаченно скребли в затылках, пытаясь вспомнить, не проезжали ли вчера или сегодня утром мимо них два молодых человека довольно своеобразной и приметной наружности. Стражники уже привыкли, что порой их недолгая память вынуждена совершать подобные усилия, но не жалели – как правило, вслед за мысленным усилием следовало звонкое и блестящее вознаграждение. Сегодняшний случай, однако, не сулил даже самой малой выгоды, ибо вопрошающий обладал высоким титулом королевского гонца и ужасно злился на скудоумие и нерасторопность турской стражи.
Гонца одолевали мрачные предчувствия, и потому умственные потуги караульных не производили на него должного впечатления. Люди, которых ему поручили догнать, наверняка успели покинуть город, а с ними исчез последний шанс выполнить данное поручение. Ради этого поручения на дороге из Аржантана в Тур остались две загнанные лошади и множество изумленных хозяев постоялых дворов, у которых гонец торопливо выспрашивал о всех недавних путниках, направляющихся на полдень. Слова трактирщиков обнадеживали: гонца и преследуемых разделяли какие-то жалкие три-четыре лиги.
Однако впереди уже поднимались над мутноватой водой Луары желтоватые стены и башни Турской крепости, а предназначенное неуловимым приятелям
– Двое рыцарей, один по виду англичанин, другой – шотландец, – в который уже раз повторил срочно вызванный к воротам начальник стражи. Гонец не понял, к кому он обращался – к рассеянно внимавшим подчиненным или пытался оживить собственную память. – Беловолосый молодой человек в красной тунике с леопардами и высокий тип в черно-желтом пледе с мечом за спиной…
Гонец устало кивнул. Разговаривать не хотелось, а сил на очередное бессмысленное повторение описания разыскиваемых не оставалось. Ничего не поделаешь, остается признать, что след потерян и возвращаться назад. Конечно, для очистки совести следовало бы порасспросить у всех ворот или обратиться к бейлифу города, да только какой с того прок? Господа рыцари торопятся в Марсель; возможно, в этот миг они плывут вверх по течению Луары или со всей возможной поспешностью скачут к следующему городу на их пути. Их не догнать.
– Вчера такие проезжали! – внезапно рявкнул кто-то из стражников и сам удивился сохранившемуся воспоминанию и воцарившейся вокруг тишине. – Точно, вчера вечером заявились, сразу после заката. Вместе с обозом мэтра Барди. С ними и в город вошли. Мы еще подумали – надо ж, вроде благородные господа, а едут с торговцами…
– Где мне найти этого Барди? – перебил разговорчивого блюстителя порядка слегка оживившийся гонец.
– А тут неподалеку. Он, как приезжает с товаром, всегда в одном и том же месте останавливается. Трактир «Золотой кочет». Прямо, потом вторая улица налево, дальше любой покажет.
«Кажется, повезло, – равнодушно подумал гонец, шлепая усталую лошадь поводьями по шее и въезжая под нависающую над головами массивную арку ворот святого Георгия. – Теперь осталось только отыскать трактир и убедиться, что я нашел именно тех, кто мне нужен. Вряд ли стража ошиблась – эту парочку трудновато с кем-нибудь спутать. Что ж, тем лучше для меня».
* * *Гай Гисборн и Дугал Мак-Лауд столкнулись с обозом мэтра Барди в городке Шато-дю-Луар, вернее, не в самом городке, а возле переправы через реку Луар. Упряжка из шести пыхтевших и фыркавших тяжеловозов с заметным усилием затаскивала на настил заметно осевшего в воде парома огромный неуклюжий фургон, две других повозки терпеливо дожидались на берегу своей очереди. Обоз сопровождала пестрая, шумная и весьма многочисленная – не меньше трех или четырех десятков человек – толпа, состоявшая из подчиненных уважаемого мэтра, возниц, охранников и личностей, чей род занятий с первого взгляда не поддавался определению. Компания подобралась громогласная и на редкость разноплеменная: присутствовали как сородичи мэтра, то есть итальянцы, так и торговцы из Англии и Нормандии, ведшие дела вместе с семейством Барди.
Предприимчивое сообщество уже объездило нынешней весной и летом всю Бретань и северное побережье Франции, и теперь двигалось на полдень, намереваясь к началу следующего месяца достичь пределов Лангедока, где со дня святого Реми[3] начиналась пора осенних ярмарок. Судя по всему, промыслам компании пока сопутствовал успех – лошади выглядели сытыми и ухоженными, громоздкие фургоны натужно поскрипывали под тяжестью хранящихся в них сундуков и мешков, что недвусмысленно свидетельствовало о процветании торгового дома Барди и их компаньонов.