Творцы Священной Римской империи
Шрифт:
Избрав Ахен, столицу Карла Великого, местом своей коронации, Оттон I тем самым заявил о собственном намерении продолжать его политику, и прежде всего — возродить уже воссозданную в 800 году, но затем снова угасшую Римскую империю. Ахенская коронация явилась демонстрацией сознательной преемственности с империей Карла Великого, выражением идеи империи. Однако одного намерения для этого было мало. Требовалась прочная власть над сильным государством, какой обладал его отец Генрих Птицелов. Автоматически унаследовать авторитет вместе с королевским достоинством было невозможно — за него предстояло еще бороться.
Генрих I, как мы видели, создал прочные основы для политики Оттона I, в значительной мере предопределив и его имперскую политику, однако сын не просто продолжил дело отца, но и поднял его на качественно новый уровень, придал ему форму и характер, сохранявшиеся на протяжении столетий. Вместе с тем, решив следовать примеру еще одного великого предшественника —
Он решил столь наглядно заявить о своих притязаниях, избрав местом коронации столицу Карла Великого город Ахен, еще и потому, что как раз в это время во Франции на престол вернулась Каролингская династия в лице Людовика IV Заморского (936–954). Кому быть наследником Карла Великого — его прямому потомку, Каролингу, или саксу, с предками которого франки долго вели кровопролитные войны? После Верденского договора 843 года прошло почти столетие, а представление о единой Франкской державе продолжало жить. Видукинд прямо выразил эту мысль о неразрывной связи с каролингской, франкской традицией, сообщив, что Генрих I, сраженный тяжелым недугом, созвал народ и в его присутствии поставил Оттона I «во главе братьев и всей империи франков». Далее, рассказывая о церемонии коронации в Ахене, он не зря вкладывает в уста архиепископа Майнцского Гильдеберта столь примечательные слова, что не грех будет и повторить их: «Прими сей меч и сокруши им всех противников Христа, варваров и негодных христиан, ибо волей Божией дается тебе власть над всей державой франков ради установления прочного мира среди всех христиан». В одной фразе хронист излагает целую программу: Оттону надлежит править всей империей франков, то есть стать тем, кем был некогда Карл Великий. Еще больше ответственности на него налагает обязанность охранять мир «среди всех христиан» — для этого он должен был уподобиться Константину Великому. Такое объяснение цели и смысла коронации свидетельствует о близости представлений Видукинда миру идей о «христианской империи», послужившей в свое время в окружении Карла Великого идейной основой для провозглашения на Западе империи.
Но чтобы Оттон I мог править всей империей франков, прежде следовало ее воссоздать. Это и собирался сделать новый король Германии. Слова Гильдеберта свидетельствуют, что намерение Оттона I было встречено с одобрением. Вопреки бытовавшим тогда представлениям об императорской власти, не связанной с Римом, он задумал восстановить именно Римскую империю. Только освятив свою императорскую власть авторитетом папы, он мог претендовать на лавры Константина Великого, то есть быть защитником христианства, борцом против язычников и «негодных» христиан. Серьезность этого намерения он подтвердил всей своей последующей жизнью.
Оттон I энергично принялся воплощать великий замысел, в первый же год правления положив начало своей итальянской политике. Поводом послужила смерть в 937 году короля Верхней Бургундии Рудольфа II. Правивший Северной Италией Гуго Прованский женился, дабы завладеть Бургундией, на королеве-вдове Берте, а своего малолетнего сына Лотаря обручил с дочерью Рудольфа шестилетней Адельгейд, причем сын покойного короля Конрад должен был лишиться всего. Оттон I незамедлительно вмешался, обеспечил защиту наследнику Бургундии, взяв его к себе на воспитание, а затем принял от него вассальную присягу, установив таким образом свое верховенство над его владениями. Оттон I чувствовал себя вправе поступить так, поскольку его отец Генрих I приобрел верховную власть над Бургундией, заставив Рудольфа II уступить ему Священное копье, что символическим образом означало признание превосходства германского короля. Не все разделяли этот взгляд: французский хронист Флодоард утверждал, что маленький Конрад был захвачен хитростью и удерживался, то есть фактически находился в плену. О Конраде, а особенно сестре его Адельгейд мы еще не раз услышим. Мог ли Оттон догадываться тогда, что спустя полтора десятка лет эта девочка станет его женой — королевой, а затем и императрицей?
Вмешательство Оттона I в бургундские дела привело его к столкновению с Гуго Прованским. Обстоятельства развернувшейся между ними борьбы источники освещают скупо. Видукинд, саксонский патриот, не одобрявший всю итальянскую затею Оттона I (королю, полагал он, надлежало сосредоточиться на внутригерманских делах и на отражении вторжений язычников, как это делал Генрих Птицелов, вместо того, чтобы растрачивать силы в бесполезных походах за Альпы), в нескольких словах изложил многомесячную эпопею таким образом, что создается впечатление, будто тот ни с того ни с сего захватил Бургундию, а потом от нечего делать покорил Гуго: «Король же (Оттон I. — В. Б.), с каждым днем все более преуспевая, хотя и был доволен доставшейся от отца державой, однако отбыл в Бургундию и принял под свою власть короля с его королевством. Другого короля, Гуго, он одолел оружием и подчинил себе». Итальянский хронист Лиутпранд, епископ Кремонский, поддерживавший политику Оттона I, более подробно изложил ход борьбы, в результате которой Гуго не только признал сюзеренитет короля, но и согласился выплачивать ему дань, так что когда в Германию бежал, спасаясь от своего врага, короля Гуго, маркграф Ивреи, области в Северной Италии, Беренгар, он не получил от Оттона I помощи, хотя и принес ему вассальную присягу. Лиутпранд, словно бы оправдывая германского короля, говорит, что тот, «смягченный ежегодно поступающими от короля Гуго большими дарами», не сумел дать Беренгару войско, поскольку ему «препятствовали иные дела». Вероятнее всего, Оттон I не только не мог, но и не хотел решительно поддержать одну из сторон, поскольку внутренние распри в Италии ему были на руку. О его реальном господстве в этой стране тогда еще не могло быть и речи.
И все же многие обстоятельства взаимоотношений Оттона I и Гуго Прованского остаются невыясненными. Источники не дают возможности даже ответить на вопрос, где происходила их борьба, к северу или к югу от Альп. Любая реконструкция событий, основанная на единичных, отрывочных упоминаниях в источниках, останется всего лишь догадкой. Такими догадками изобилует освещение итальянской политики Оттона I до 951 года, до его первого достоверно известного похода в Италию. Так, его конфликт с Гуго Прованским связывают не только с борьбой за Бургундию, но и с их стремлением к одной цели — императорской короне. Правда, она не досталась тогда ни тому ни другому: правивший в то время в Риме «патриций и сенатор» Альберик, державший в подчинении пап, и слышать не хотел о чужеземных притязаниях на верховную власть. О порядках, царивших в Риме в первые десятилетия X века, позднее получивших название «порнократии», поведал отнюдь не беспристрастный автор — Лиутпранд Кремонский. Он ненавидел Альберика и решил рассказать о нем и его родственниках в произведении с убедительным названием «Воздаяние». «Порнократия» вызывала недовольство многих итальянцев, тем самым подготовив в какой-то мере условия для создания Оттоном I Священной Римской империи: с ним, как некогда с Карлом Великим, связывали надежды на порядок и защиту от произвола.
Замечание Лиутпранда Кремонского о том, что Оттону I «препятствовали иные дела», не позволявшие активно вмешаться в борьбу за власть в Италии, соответствует действительности. Только прошли коронационные торжества в Ахене, в ходе которых знать демонстрировала свою поддержку новому королю, как сразу же вышли наружу проблемы, сделавшие внутриполитическое положение в королевстве весьма напряженным. Оттон I попытался сразу же и в полной мере реализовать свою королевскую власть, однако натолкнулся на упорное сопротивление магнатов, не желавших поступаться собственными феодальными правами. Члены королевского дома не только не помогали преодолеть это сопротивление, но и усиливали его, более того, призывали к открытому мятежу. Внутриполитические смуты первых лет правления Оттона I были напрямую связаны с проблемой престолонаследия.
Всего у Генриха и Матильды было пятеро детей: сыновья Оттон, Генрих и Бруно и дочери Герберга и Хадвиг. Как уже говорилось, еще при жизни короля Генриха Птицелова Оттон был в 929 году определен наследником престола и с тех пор в некоторых источниках именовался королем. Однако и эта заблаговременная мера не помогла избежать конфликта по поводу престолонаследия после смерти Генриха Птицелова. И зачинщицей этой распри источники называют королеву Матильду, любившую сына Генриха больше, чем старшего Оттона, и пожелавшую, чтобы ее любимец занял королевский престол. При этом она ссылалась на то, что Генрих родился, когда его отец уже был королем, тогда как в момент рождения Оттона тот не стал еще даже и герцогом Саксонии. Согласно византийским государственно-правовым представлениям, к тому времени получившим распространение и в Западной Европе, Генрих являлся «порфирородным» принцем. При этом, если верить жизнеописанию Матильды, и многие князья разделяли мнение, что «Генрих должен владеть королевством, поскольку родился в королевском дворце».
Можно найти и иное, более субъективное объяснение желанию Матильды видеть сына Генриха на престоле Германии, обусловленное чертами ее характера. И после смерти супруга она, не достигшая еще и сорокалетнего возраста, хотела оставаться королевой, а не вдовой, облаченной в траур. Современники свидетельствуют, что и овдовев, она продолжала носить королевские платья, а в облике ее ничуть не убавилось королевского достоинства, что она обычно восседала, точно королева, в окружении народа. Разумеется, гордой королеве Матильде было бы проще, по крайней мере на первых порах, исполнять привычную ей роль при пятнадцатилетнем короле Генрихе, нежели при взрослом сыне Оттоне I.