Твой день и час
Шрифт:
— Ну разве что…
Фудзияма повеселел, закурлыкал какой-то мотив и в распахнутую Носовым дверь крикнул сидящей в коридоре на стуле сырой тетке с разбитым лицом:
— Пр-рашу, мадам!..
Михаил же завернул к Бормотову. Начальник следственного отделения листал поступившие с утра из дежурки материалы.
— Привет, лыжник! Опять, я слышал, с начальством ругался? Неймется тебе…
— Да он обнаглел, Петр Сергеич. Распоряжается моей жизнью, словно я его крепостной.
— Ты не крепостной, ясно… Ты анархист. И поплатишься, если не изменишь поведения. Ты где служишь? В милиции. Вот и делай выводы. Надо было просто
— Нет еще… Некогда все было. Сегодня собирался как раз.
— Обормоты вы… Ну как так можно?! Ведь они уже двадцать суток сидят! А закон что велит? Не позднее, чем через десять суток после ареста, обвинение должно быть предъявлено! Чем ты думаешь?!
— Вы не переживайте, Петр Сергеич. Ну подумаешь, важность какая… Там же все очевидно.
— Это еще надо посмотреть… Неси дело!
Пролистал папку:
— И что же ты собираешься им предъявлять?
— Как что? Групповой грабеж, сто сорок пятая, часть вторая.
— Нет, Михаил, не думал ты над этим делом и не заглядывал в него после арестов. Ну-ка давай, соображай!
Следователь наморщил лоб:
— Что же, что же еще может быть… Нож, что ли? Нож вы имеете в виду? Там угроза была, конечно… Да, тут совсем другой получается коленкор: разбой, сто сорок шестая, вторая часть, пункт «а». Кре-епко они влетели… По ней же санкция — от шести до пятнадцати лет. Представляю, как Юрка психанет. «Сидел я в несознанке, ждал от силы пятерик…» Ан вместо пятерика-то — червонец замаячил! Пойти, обрадовать его… — Носов взял со стола папку и вышел из кабинета.
7
В комнатушке для выводных горько плакала их старшая, толстая удмуртка, сержант. «Ты чего это, Феня? — спросил Носов. — Чего стряслось-то, ну?.». Феня заговорила, содрогаясь; из ее лопотанья можно было разобрать, что она сегодня ходила на прием к начальнику управления, генералу, просила жилье вместо сырого подвала, где она жила вместе с пятью детьми и мужем, тоже контролером следственного изолятора. Носов вспомнил этого сизоносого сержанта и посочувствовал бабе. А генерал отказал, да, видимо, как-то еще унизил ее, выказав презрение. И вот она плакала, а следователь, заполнив требование на вывод, растерянно вертел его в руке: так кто же теперь доставит ему из камеры Павлова?
На счастье, подоспела другая выводная, Наденька, крутобедрая и пышноволосая.
— Ой, Миша, привет! — она кинулась к нему. — Ну, когда в ресторан пойдем? Ты ведь обещал!
Опять… Как-то сидели вот здесь, трепались, и Надя стала рассказывать, какая сложная и ответственная у них работа. И Носова дернуло за язык: «Да… что бы мы без вас делали? Надо расплачиваться, надо… в ресторан вести, что ли?» Так вот поди ж ты: уцепилась и напоминает каждый раз. Не хватало еще связываться с тюремной девой…
— Некогда все, Надя! Еле, веришь ли, до дому доползаю…
— Да! — надулась она. — Ты вот старшего лейтенанта, я слышала, получил, и хоть бы хны. Смотри, как бы после не обижаться. Ладно, давай свое требование. Ты где, в четвертом? Ну, жди…
Раздевшись в кабинете, Михаил подошел к окну и стал смотреть на раскинувшийся за тюремным двором сад; деревья скукожились под первым зимним снегом, нечеткие еще тропки пробежали между ними.
Юрка Павлов впервые сел еще по малолетке, за целую серию групповых краж и грабежей; освободился нынче летом, водворился на родном поселке Промзона и снова взялся за прежние дела. Местное молодое ворье, уныло прозябающее в мелких кражонках и истерическом алкогольном мордобое, с приходом его заметно активизировалось. Начальник райотдела редкую оперативку не обрушивался на следователей: «Когда вы посадите Павлова? Он отвратительный человек!» — «К сожалению, — хладнокровно отвечал Бормотов, — такой статьи нет в Уголовном кодексе». Монин скрежетал зубами.
А попался Юрка глупо, можно сказать, на сущем пустяке. Сидел однажды вечером на квартире своей подружки, Наташки Масалкиной, Лисички, пил с ней водку, и притащились еще две юные профуры, Зойка Мансурова и Ванда Душкевич, Душка. Лисичка скоро отключилась, а Юрку в присутствии «дам» потянуло на подвиги, захотелось показать, чего он стоит. Втроем они вышли на улицу, остановили дядьку, довольно скромно одетого, Юрка показал ему нож; сняли старенькое пальто, кроличью шапку, отобрали 12 рублей денег. Купили на них две бутылки водки, поперлись пить обратно к Масалкиной. А ограбленный кинулся, в чем был, в милицию. Где искать Юрку, там знали, сразу полетели на Лисичкину квартиру. Зойка к тому времени уже храпела рядом с хозяйкой, а Юрка и Душка неистово предавались любви на полу, возле кроватки трехлетнего Наташкиного сына. Одежда, снятая с потерпевшего, валялась в прихожей.
Стукнула дверь.
— Здравствуйте, гражданин следователь.
Юрка сел на привинченный к полу табурет. Носов протянул ему сигарету.
— Давно не были! — круглое Юркино лицо расплылось в улыбке. — Давно… Я думал — может, следователя сменили? Нет, не сменили, оказывается.
— Соскучился, что ли?
— Эх… По кому ни заскучаешь, когда участь решается! Нудно до суда сидеть… нервы надсаждаются. Скорей бы уж. Как там дома-то у меня? Как-то бы матери сказать насчет передачки… Папиросы, хлеб белый, колбасу, сахар чтобы принесла. Я ей тут написал — отдадите?
— Отдам… Я как раз на днях должен к вам зайти. Опись имущества буду составлять.
— Зачем? — насторожился Юрка.
— Затем, что статья, по которой я предъявляю тебе сегодня обвинение, предусматривает в качестве дополнительной меры конфискацию имущества. Сто сорок шестая, вторая часть — знакома она тебе?
Павлов коротко вздохнул, схватился за горло и начал бледнеть. Наконец заговорил севшим, словно застуженным голосом:
— Ты чего… в натуре… мусор… Там же… до пятнадцати… ты что-о…
— При чем здесь я? Что я — сам эти статьи пишу, что ли? Здесь чистый разбой, и ничего больше. Нож-то ты забыл? Ну, вот и все.
— Не было ножа. Не было. У, загрызу-у!.. Не было ножа!..
— Не ори… И бесполезно отпираться. Если надо будет, я проведу очную ставку и с потерпевшим, и с подельницами, Зойкой и Душкой. Они тоже нож подтверждают.
— Ш-шалашовки… Через них и пропадаешь. Мне ведь Зойка тогда и сказала: давай, тормознем того фраера. — Юрка обхватил голову, застонал: — Сто сорок шестая, вторая часть! Нет, нет, не согласен я, ничего не подпишу!