Твой день и час
Шрифт:
Грабитель был несудим, годом раньше вернулся из армии и тут же сошелся с Курысевой. Если будет приличная характеристика с работы — получит на первый случай год. Только вот — остановится ли? Такой дерзкий грабеж… Надо его, конечно, арестовывать, меры пресечения по подобным преступлениям Ваня Таскаев контролирует жестко и тщательно — это тебе не какая-нибудь бытовка или кражонка.
Еще, значит, один покатился вдоль по Владимирке, как колобок. И, похоже, там ему и пропасть…
— Я вас слушаю, гражданин Клопихин.
— Ну, как… мне велели прийти, — заволновался инженер. — Вчерашний следователь, как его… Николай Михайлович. Я ведь в командировку не уехал.
— Ну и что мне до того? Вас вчера никто не удерживал. Ехали бы себе.
— Все так, так… а справку вы мне дайте. Что подвергся нападению, то-другое… Как на работе-то отчитываться?
Носов глянул еще раз протокол его допроса — он был какой-то невнятный, противоречий с показаниями Кошкиной, Гулько, самого Оглезнева, иных свидетелей там хватало. Можно, конечно, отложить на будущее, впереди еще два месяца, время есть — но лучше все зафиксировать сейчас, когда товарищ под рукой и память еще свежа.
— Вас вчера когда допрашивали?
— А вот когда из вытрезвителя выписали — сразу к товарищу следователю отвели, к Николаю Михайловичу. Только вы меня долго уж не задерживайте, пожалуйста — надо на службу, обсказать, что случилось, да на вокзал — во что бы то ни стало я должен уехать сегодня, вопрос серьезный…
— А я так думаю: никуда вам ехать не придется. Останетесь здесь, пока не закончится следствие и не состоится суд.
— Вы не имеете права! — Клопихин побагровел, встал.
Михаил махнул рукой:
— А, оставьте! «Не имеете права»… Видимо, и сами еще не осознали, в какую лужу вляпались…
Инженер помолчал и спросил уже иным тоном:
— Как ваше имя-отчество, извините?
— Михаил Егорович. Фамилия — Носов.
— Наш университет кончали?
— Вы что, тоже?
— Конечно! Интеллигентные оба люди… поймем, надеюсь, друг друга.
— «Интеллигентные»! А с шарамыгами-то зачем надо было пить?
Вошел, постучавшись, новый старшина отдела, старший сержант Балябин, он перекочевал на эту должность из мотодивизиона.
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — Балябин жил еще прежними, дивизионскими представлениями о дисциплине.
— Здравствуй, Толя. Что у тебя?
— Тут перед дверью две бродяги какие-то сидят — можно их задействовать, чтобы пол вымыли? А то за праздники столько грязи натащили…
Следователь выглянул за дверь. Бабенки с сизыми рожами сидели на стульях. Одна — костлявая, мосластая, в грязном болоньевом плаще, другая — потолще, вернее — пухлая, бойкие глаза на лице-шаньге, нос пупочкой, вывороченные лиловатые губы.
— Кто такие?
— Я Кошкина, — прохрипела мосластая, — а она Гулька.
— Не Гулька, а Гулько. Звать Галочкой. Вы ведь следователь, да? Нас к вам Поплавский послал, Александр Федорович. Но велел подождать, пока освободитесь. Насчет фраера, которого вчера грабанули.
— Понял. Вот что… Вы давайте-ка потрудитесь пока. Пол вымойте, да чего… Вызову, когда понадобитесь. Надо и для пользы общества иной раз постараться.
— А кто нам заплотит? — спросила Кошкина. — Мы что — рабсила, что ли? Мало я на вас в колонии пахала?
— Давай не шуми. И не ссорься с нами — зачем тебе это надо? Ты, Толя, сообрази, как их накормить.
4
За дверью, в кабинете зазвонил телефон. Мимо сутулящегося на стуле инженера Носов пронесся к столу, схватил трубку внутреннего аппарата.
— Э, здорово! — услыхал он голос Фоменко. — Не забыл, что дежуришь в моей смене? Давай-ка бери свои бумаги, пора начинать работать. Машина стоит. Кража, конечно…
— Вы никуда отсюда не отлучайтесь! — наказал Носов Клопихину, засовывая в портфель папку с бланками следственных документов. — Освобожусь — буду разбираться…
После праздников всегда начиналась в отделе такая свистопляска: люди приходили на работу и обнаруживали следы проникновения в склады, магазины, столовые, разные ларьки и киоски. Сколько-то времени терялось на раздумья, оценку похищенного, согласования, стоит ли связываться с милицией: ведь кража — реальный повод для ревизии; но потом все валилось сразу, косяком, выезд за выездом…
Вернулся он затемно. В кабинете сидел злой Фаткуллин: его дернули, пока не было дежурного следователя, на подкол — и подкол-то давний, позавчерашний, а узнали о нем только сегодня.
— И сама Анька выезжала, — рассказывал он. — На квартирную. Люди отбыли на праздники, вернулись — а дома шаром покати. Твои-то как — раскрыть можно?
— Можно, можно, Фаридыч. Все можно. Но только… навряд ли.
— Квартирная тоже глухая. Худо дело… В первый же послепраздничный день три глухаря залепили. Да в праздники было три. Поди-ка, намылят Моне с Федей-комбайнером головы…
— Они-то здесь при чем? Ох, устал я… Слушай… где-то еще клиент должен был меня ждать…
— Ходил тут… Только он, мне кажется, уже и лыка не вяжет.
Клопихина Михаил нашел в дежурке. Тот спал, сидя на лавке, в углу.
— Как он сюда попал?
— Я его привел, — ответил помощник дежурного Пискунов. — Гляжу — шатается возле ваших кабинетов. Спросил у Демченко, она говорит — твой человек. Я его не стал в вытрезвитель отправлять, решил сюда посадить, пускай оклемается хоть маленько, не бродит пьяный по отделу… Разбудить?
— Погоди пока…
Кошкина с Гулько сидели возле дежурки — судя по цвету физиономий, тоже поддатые.
— Вас ждем, гражданин следователь, — завопила толстуха. — Давайте скорее, что надо, а то нам ведь уже на промысел пора!