Твой навсегда
Шрифт:
На столах груды посуды, столовое серебро, бумага и совсем неуместно – ноутбук. Ни ламп, ни электроприборов, ни проводки. Должно быть, Гас подключал компьютер напрямую к своему газовому генератору. Другой кабель был подсоединен к телефонной розетке, но аппарата нигде не было видно. Гас использовал телефонную линию только для выхода в Интернет.
Саймон медленно осматривал пришедший в негодность дом. Всюду грязь, хлам и паутина. Дохлые мухи да бутылки из-под спиртного. Безысходное отчаяние сдавило ему горло. Никакого самобичевания, напомнил он
Саймону вдруг захотелось ударить чем-нибудь о выцветшие стены, просто чтобы услышать звон осколков.
Но это мог сделать прежний Саймон – юный, глупый и готовый к агрессии. Он вдохнул поглубже. Теперь он знал, как управлять своим гневом, и часто прибегал к этому способу. Но в данный момент нужно было выйти на открытый воздух, где бы дышалось свободно.
В письме Хэнка сообщалось, что Гаса нашли на лугу перед домом.
Саймон энергично пробирался сквозь густую золотистую траву, такую высокую, что ржавые автомобили казались почти утонувшими в ней.
Он не мог прощаться с Гасом вот так, с мыслями, намертво скованными горем и воспоминаниями. Он закрыл глаза и разжал кулаки, пытаясь избавиться от напряжения и настраивая свое восприятие так, как будто он готовится фотографировать. Постепенно расширяя и смягчая воспоминания, пока они слились с тем, что окружало его, и с ним самим в единое целое.
Таким образом он достиг далеких глубин, своих лучших воспоминаний о Гасе.
Образ ослепил его – и вся его бдительность мгновенно сошла на нет. Пожар взревел почти с той же силой, что в прежних снах. Жадная, бушующая стихия предстала перед ним во всем неистовстве. В какой-то миг колышущаяся вокруг трава показалась адским пламенем, слизывающим все на своем пути.
Просветление наступило почти так же внезапно. Наваждение прошло – и он снова оказался на благоухающем лугу, жужжащем жизнью, под пылающим августовским солнцем. Он стоял, согнувшись пополам, трясущийся и покрытый холодным потом.
Саймон прижал руку к животу, пытаясь подавить тошноту. Он слишком хорошо знал это ощущение. Предвестник несчастья. А также знал, какой импульс за этим последует.
В целом мире было единственное средство, которое могло бы облегчить ему душу.
Он должен разыскать Эл.
Эллен въехала на полукруглую аллею Кент-Хауса и поставила пикап на свое место под кленами. Ее наметанный глаз пробежал по небольшой площадке пониже дома, где стояли автомобили постояльцев.
«Ровер» семьи Филлипс. Серебристый «лексус» Фила Эндикотта. Джип Чака и Сьюзи с кучей спортивного снаряжения. Массивный светло-голубой «крайслер» мистера Хэмпстеда. К чаю все гости были в сборе. Потом ее взгляд упал на незнакомый серебристый седан «вольво». Вновь прибывший гость, предположила она. После того как этим утром неожиданно был аннулирован один заказ, у нее оставалась свободная комната. Эллен надеялась, что Мисси, девушка, которую она наняла на неполный рабочий день, преодолеет свою робость и зарегистрирует нового клиента. Она пыталась научить свою помощницу без страха общаться с людьми, но это был тяжелый труд.
Порывы горячего ветра клонили к земле сирень, отделявшую лужайку Кент-Хауса от владений Райли, с их коренастым дубом, мятликом луговым и кладбищем гниющих автомобилей. Когда-то дом Райли был каретным сараем в поместье, принадлежавшем предкам Эллен. Но в далеком 1918 году здесь появился ловкий молодой ирландец по имени Шеймус Райли. Он усиленно потчевал ее прадедушку Эвана дешевым белым виски домашнего приготовления, пока тот не потерял разум – и вместе с ним часть своих владений – в пьяном угаре, во время игры в покер.
Шеймус удобно обосновался в своем новом жилище. Вскоре он познакомился в Пендлтоне с женщиной-индианкой из Нез-Перс и женился. Эллен видела однажды ее фото на кухне Гаса, когда приносила ему свежий хлеб. Саймон, внук той женщины, унаследовал ее высокие скулы, черные волосы и проницательные темные глаза.
Сколько Эллен себя помнила, для Кентов тот дом всегда был бельмом на глазу. Но Гас оставался совершенно невосприимчив ко всем предложениям ее семьи выкупить его. Может быть, теперь Саймон пожелает продать его ей.
– Привет, Эллен!
Сквозь сиреневые кусты протиснулся красивый мужчина средних лет. Это был Рей Митчелл, отец Брэда и ее будущий свекор. Меньше всего она ожидала увидеть его выходящим из владений покойного Гаса Райли.
– А, это вы, мистер Митчелл, – сказала она. – Здравствуйте.
Рей заулыбался.
– Как всегда спокойны, дорогая?
– Едва ли, – пробормотала Эллен. По некоторым причинам ее раздражал сердечный тон Рея. «Сердечное и радушное» выражение лица входило в набор четырех его клише. Остальными тремя были: «раздумчиво-искреннее», «глубоко озабоченное» и «шутливо-снисходительное».
Впрочем, она была несправедлива. По отношению к ней Рей был сама обходительность. Эллен полагала, что вообще манерой общения он обязан своему статусу. Похоже, за долгие годы пребывания в структурах власти качества политика возобладали в нем над личными. Оставалось только уповать, чтобы та же участь не постигла его сына, если Брэд надумает пойти в политику. Тогда можно сойти с ума.
– Такой приятный сюрприз, – неожиданно для себя услышала Эллен собственный голос. – Не желаете ли зайти на стакан чая со льдом?
– Позвольте я отнесу это, дорогая. – Рей взял у нее из рук контейнер с продуктами. – Оставаться долго я не могу, – сказал он, – но с удовольствием выпью вашего знаменитого ледяного чая.
Он последовал за Эллен в кухню и поставил контейнер на стол. Она переключила тумблер холодильника в положение «заморозка».
– Персик или лимон?
– Спасибо, – сказал Рей. – Лимон, если можно. Это как раз то, что надо. Ну и жарища! Хуже, чем пекло ада, не правда ли? – Он сделал глоток и удовлетворенно вздохнул, оценив его вкус.