Твой нож
Шрифт:
Разумеется, ничего загадочного или фантастического во всей этой истории нет, а чудесный клинок появился на свет, скорее всего, под умелыми руками безвестного кузнеца при стечении целого ряда счастливых обстоятельств. Сталь ли попалась какая-нибудь особенная (а до революции в России водились очень даже неординарные стали, совершенно впоследствии исчезнувшие) или так удачно легли ковка и закалка — но вряд ли этот замечательный нож имел много равноценных собратьев.
Если не брать в расчет мизерное количество феноменально удачных экземпляров, сочетающих твердость с пластичностью, следует ясно понимать и принимать как должное, что даже очень-очень хороший нож вовсе не обязан рассекать сталь и камни, будто меч джедая. Золотая истина всегда лежит в золотой же середине, и в погоне за блуждающим огнем одного параметра (в данном случае — за твердостью металла) легко потерять все иные немаловажные аспекты, свойственные действительно хорошему ножу.
В
Сказка о бритвах
Итак, с твердостью мы разобрались, насладившись вполне достоверной историей. Настал черед следующего заблуждения, касающегося остроты лезвия, ибо несть числа безумцам, которые, едва взяв в руки любой режущий предмет, тотчас начинают брить им запястья, резать ногти и рассекать волоски, выдранные из собственных буйных голов. Хотя, если быть честным — как же еще проверить качество заточки? Тут важно не впадать в сиюминутный искус, а попытаться выяснить, насколько долго данная кромка способна сохранять покорившую всех режущую способность. Дело-то в том, что при известном терпении даже полоску кровельной жести нетрудно заточить до бритвенной остроты, хотя она и затупится от первого прикосновения к сосновой щепке. И еще: многие склонны путать грубый, но чрезвычайно острый и опасный заусенец, образующийся при беглой заточке лезвия на крупном абразиве, с действительно доведенной до неощутимой толщины кромкой, получить которую можно лишь путем скрупулезной усидчивости над нежными брусками.
Первый тип заточки характерен для всех современных «фирменных» ножей промышленной выделки, где пресловутая «микропила» достигается поперечной проводкой по алмазным кругам. Режущая способность при этом получается действительно невероятная, но увы — она исчезает столь же быстро, как появилась на свет, после чего приходится перетачивать «суперножик» самым что ни на есть добрым дедовским способом. Чудес, как известно, не бывает, и полученное за пять минут никогда не проживет пять лет, иначе вокруг вовсю крутились бы вечные двигатели. Отчего-то японцы, добивающиеся общепризнанно лучшей и недостижимой прочим умельцам остроты своих клинков, не отдают сей процесс в лапы возлюбленных роботов, а вот поди ты — непременно в чуткие старческие руки какого-нибудь знаменитого «национального сокровища», и не на день, а недельки на две, после чего этим мечом можно лет пятьдесят рубить головы любителям технологических нововведений.
Что касается упомянутого заблуждения насчет остроты лезвия, оно состоит в том, что шибко грамотный эксперт, проведя ножом по намусоленному предплечью и не уронив на пол ни волосинки, спешит объявить злосчастный экземпляр никуда не годным порождением косорукого мастера. Обычно претензии простираются при этом столь далеко, что требуют попеременно вскрывать консервные банки и брить бороды без малейшего ущерба для того и другого. Боюсь, подобными свойствами не обладали и булаты «кара-хоросан» в пору своего расцвета. Но самое восхитительное то, что, приобретя в охотничьем магазине вполне пристойный тесак ценою, скажем, в 50 долларов, счастливый обладатель почитает себя заполучившим в руки никак не менее, нежели феноменальный раритет работы знаменитого маэстро молота и наковальни из Толедо. Разумеется, он тотчас начинает предъявлять к высококачественному, но вполне ординарному серийному клинку абсолютно непомерные требования и обижается, словно ребенок, заполучивший не ту игрушку, что рисовалась ему в мечтах.
Сказка о страшных ножах
Коль скоро здесь было произнесено слово «тесак», то логично перейти к следующему виду весьма современных специфических заблуждений, а именно — к выбору ножа, обусловленному не достоверной информацией и не насущными нуждами, которые потребуется решать с его помощью, а лишь подборкой просмотренных боевиков.
Увы, следует разочаровать приверженцев победоносного Джона Рэмбо, Крокодила Данди и всех прочих героев, орудующих на экране ужасающими «выживальниками» со всеми их пилами, крючьями и приборами спутниковой связи в рукоятках. Ни на что иное, кроме выживания в дебрях Амазонки или запугивания панков с выкидными «перышками» в руках, эти страшилища не пригодны. По словам компетентного в данном вопросе господина В. Артеменко (статья «Выбираем нож» в журнале «Солдат удачи»), «когда Сталлоне, признанный коллекционер ножей, на распродаже в Лос-Анджелесе столкнулся с мастером из Арканзаса Джеймсом Б. Ли, из их сотрудничества возник не только прекрасный реквизит для фильма «Первая кровь», но и новый тип ножа — так называемый Survival Knife. Мода на него оказалась так сильна, что компоновку
Золотые слова! Разумеется, умертвить хрупкую человеческую плоть при помощи «выживальника», увы, можно, но не так легко, как представляется. Кровь из широченной ранищи хлынет рекой, случайные свидетели, оторопев от непривычного зрелища, быстро вызовут милицию и «скорую», несчастная жертва будет доставлена в приемный покой больницы, где, если только злая сталь не располовинила ливер или сердечную мышцу (а пронзить частокол ребер широким клинком непросто), вся история закончится поеданием апельсинов в палате для выздоравливающих, да еще красивым длинным шрамом на мужественном торсе.
Помимо чисто медико-анатомических сложностей, перед потенциальным убийцей может предстать ловкость и сноровка его жертвы, а при известном проворстве, подкрепленном нехитрым арсеналом восточных единоборств или родного самбо, отвести хорошо заметный габаритный клинок совсем нетрудно. Его можно безбоязненно хватать своей мозолистой рукою со стороны спинки, выкручивать и выламывать из злодейских ладоней, используя длину и ширину клинка себе во благо как рычаг. При резком концентрированном ударе в район запястья тяжесть ножа сыграет с владельцем злую шутку, вырвав оружие прочь, и так далее. Учитывая особенности национального мордобоя, при котором добрую половину года наши северные тела упрятаны под пуховики и овчины, следует помнить и о том, что даже сам прародитель таких ножей Д. Рэмбо не сумел бы колющим ударом пронзить добротный российский драп, не говоря уже о настоящем романовском баране, а скользящее режущее движение способно разве что пустить по ветру тучу гусиного пуха из расхаракиренной куртки. Всякий, кто хоть раз пробовал резать даже очень острым ножом неподатливые наслоения ткани, согласится с этим. Теперь поглядим на героя нашего рассказа.
Здесь представлен хотя и зловещий, но вполне «сдержанный» нож безо всяких кинематографических извращений, даже без абсолютно нефункциональной, решительно ни к чему не пригодной пилы по обуху. Фактически — это почти старый добрый «Боуи», оснащенный вогнутой рукоятью.
В противовес реабилитированному, хотя и очень страшному, ножу для выживания скромная коротышка-финочка тянет за собою через толщу истории действительно мрачный кровавый след, по обеим сторонам которого холмами громоздятся отнюдь не киношные, а самые настоящие трупы тысяч и тысяч плохих и хороших людей, переправленных в лучший мир посредством неброской полоски стали. Как известно, реальные боевые ножи предназначены для одной-единственной цели — убивать, причем сразу и наверняка. Конечно, славные спецназовцы и агенты-парашютисты могут добывать своими финками грибы, резать сало и вскрывать консервы с тушенкой, но от всей этой кулинарии зловещая функция их ножей как орудий смерти ничуть не убывает.
Образец, призванный убивать и только убивать — пресловутый кинжал британских командос времен Второй мировой войны:
Дальнейшее развитие боевых ножей ознаменовалось уменьшением габаритов, тем самым сближая их со средней финкой. Мировой опыт показывает, что самая практичная длина клинка реального боевого ножа колеблется от 100 до 200 мм, причем тенденция упорно идет на дальнейшее снижение цифр. Одному из авторов как-то пришлось реставрировать для коллекционера нашу десантную финку («Нож разведчика» образца 1940 г.) времен войны, и должен заметить, что это было отменное холодное оружие в самом точном смысле этого слова.
Простой клинок треугольного сечения длиной 150 мм оканчивался легкой березовой рукояткой, пузатенькой и овальной в поперечнике, без всяких массивных затыльников и прочих излишеств. Трудно придумать более функциональный и целесообразный предмет для решения мрачных задач. Короткий и достаточно толстый клинок при сильном тычковом ударе пробьет и шинель, и бушлат, и дубленку, а небольшая длина позволяет легко манипулировать таким орудием, производя самые замысловатые и неожиданные финты, чего никак не сотворишь с тяжелым и длинным секачом в руках. Раны же, нанесенные узким клинком, являются самыми опасными изза внутренних кровоизлияний, так как мигом сходящиеся края кожи не дают возможности крови спокойно вытекать наружу. Как там у Пушкина?