Твой пылкий поцелуй
Шрифт:
– Ну этого тебе никто не скажет. – Роберт подошел к буфету и налил бренди в два бокала. Вручив один Гейбриелу, он вернулся к своему креслу. – Единственное, в чем могу тебя уверить, – ты вовсе не безумен.
– Но это не просто паника, мы с Линетт как раз говорили об этом. До сегодняшнего дня, до празднования победы, я готов был поклясться: многие просто хотели не замечать, что страна воюет. У тебя никогда не было ощущения, что ты лишь присутствуешь, а не являешься частью окружающего тебя мира?
Роберт кивнул:
– Вот
– Представь, часть Испании и Португалии находится в руинах, – продолжал Гейбриел, – идет бойня с десятками тысяч погибших, а здесь самая большая проблема та, что у леди Гилрей нет дворецкого. Если никто не ценит страдания, смерть, утраты, почему нас это так волнует?
– Потому что мы не хотим, чтобы нашим семьям довелось переживать то, что пришлось пережить нам.
– Верно, – с энтузиазмом согласился Гейбриел.
– Работа, которую вы с Линетт проделали, была бескорыстной и самоотверженной: вы не носили формы и действовали тайно, не ожидая ни похвалы, ни вознаграждения. Теперь вы снова дома, и главное для вас – избавиться от своих страхов и забыть сердечную боль. Что до меня, то я нахожу утешение, когда вижу, как смеются мои дети, как Мадлен улыбается мне. Поверь, Гейбриел, это наши главные ценности, за это стоило сражаться.
– Да, конечно. Когда меня нещадно били, когда даже крысы не приходили ко мне, когда я ждал, что французский полковник вот-вот убьет меня просто так, из прихоти, я думал о тех, кого любил и кто любит меня, о братьях и сестре, о детях, которых у них еще не было, о других своих умерших близких.
– Так и должно быть.
– Линетт скажет, что она все это делала ради детей.
– А разве нет?
– Иногда мне кажется, что я знаю, чего она действительно хочет…
– Когда будешь окончательно уверен, скажи мне. – Роберт рассмеялся.
– Ты будешь первым, кто узнает это, – произнес Гейбриел серьезно, после чего они подняли бокалы и выпили за настоящую братскую дружбу.
Несколько мгновений спустя они услышали, как кто-то торопливо сбегает вниз по лестнице в холл. Затем дверь без стука распахнулась, и слуга громогласно объявил:
– Капитан, у вас девочка!
Глава 31
Ближе к рассвету волнение в доме улеглось настолько, что его обитатели смогли, наконец, заснуть, но перед этим новоявленный член семейства был показан остальным родственникам.
Линетт и Гейбриел были тоже причислены к членам семьи. Мадлен, сияя, не уставала повторять, что радость момента начисто стерла все ее предшествующие переживания.
Наконец Гейбриел и Линетт решили, что им пора, и Гейбриел взял ее за руку.
– Почему бы нам не отправиться в дом на озере, где мы сможем посидеть на террасе и полюбоваться звездами, – предложил он.
– Вы это серьезно?
– Вполне. Я же сказал вам, что мы будем
Неожиданно Линетт, миновав парадный вход, вошла в салон, который Мадлен использовала для приема гостей.
– Наверняка когда-нибудь в вашей жизни найдется место и для меня. – Гейбриел явно не собирался сдаваться.
Линетт неожиданно обернулась:
– Послушайте! Десять дней назад я получила письмо от человека по имени Адам Шоцко. Мама уже раньше говорила мне, что кто-то разыскивает миссис Страусе, но я и подумать не могла, насколько это интересно для меня. Оказалось, что жена этого человека увидела мои работы и показала их доктору Шоцко, после чего он разыскал меня, чтобы предложить мне работу: изготовление многослойных калек на базе рисунков Везалия. Вам знакома эта книга?
– Да, конечно.
– Шоцко хочет, чтобы я попробовала сделать прозрачные копии рисунков, и готов оплатить мою работу. Если результат окажется удовлетворительным, он закажет мне целую серию таких рисунков.
– Но это же чудесно! Искусство – это словно далекий отзвук чего-то, сотворенного прежде, не правда ли?
– Пожалуй, вы правы. Я собираюсь встретиться с Шоцко завтра или даже уже сегодня.
– Разве он уже здесь?
– Надеюсь, что да. Выполняя этот заказ, я несколько лет смогу содержать семью, а это очень важно для меня.
– В самом деле идеальное сочетание: вы делаете работу, которая вам нравится, получаете за это достойное вознаграждение…
– Да, это так, – ответила она с удовлетворением. Услышав шум колес подъезжающего экипажа, Гейбриел осторожно положил руку на плечо Линетт.
– Скоро вы с головой уйдете в работу, а финансовая обеспеченность гарантирует вашу независимость. Неужели пропала моя последняя надежда стать вашим покровителем и поддерживать вас? Неужели я совсем не тронул ваше сердце? – Линетт рассмеялась:
– Жаль вас разочаровывать, но мое сердце заледенело много лет назад так сильно, что до сих пор пребывает в этом состоянии.
– Но разве оно не оттаяло чуть-чуть хотя бы после того, как эта страшная война закончилась?
– Может, она и закончилась, но все доброе в моей душе было выплакано кровавыми слезами задолго до этого, и в ней остались лишь уродливые рубцы и шрамы.
Гейбриел не сомневался, что это было правдой, но не мог придумать, как отвлечь Линетт от горьких воспоминаний. Приступ неудержимой ярости охватил его.
– Я бы убил этого ублюдка Страусса собственными руками, если бы он не умер собственной смертью. Единственное утешение, что теперь он осужден навечно гореть в самом страшном круге Дантова ада.
Линетт покачала головой, но ничего не сказала, и Гейбриел продолжил:
– Вы не просто хорошая, вы редкостная женщина – благородная, верная, внушающая доверие, решительная, изобретательная…