Твой восемнадцатый век
Шрифт:
По стране идут казни, расправы. В советских учебниках, научных трудах мы читаем, что крестьянские восстания не могли победить, ибо во главе их не было пролетариата или буржуазии, «классов, способных в разных исторических обстоятельствах возглавить крестьянское сопротивление».
Восстание не могло победить, было обречено. Все так… Но разве не было в мире народных мятежей, восстаний рабов и крепостных, которые побеждали хоть на время, сами, одни?
Да, были такие. Восставшие рабы в 138 году до н. э. очистили Сицилию от римских рабовладельцев и создали свое царство.
Великая крестьянская война 1630–1640-х
Есть еще примеры, в разных частях мира, подобных уникальных успехов угнетенного большинства.
Но что же дальше?
Удержаться не могли.
Сицилийские рабы избрали себе царя, раба Эвна, который быстро завел двор, собственных слуг и рабов. Смуты между разными группами освободившихся, разочарование во многих плодах успеха — все это привело к расколу, распаду, и через шесть лет после начала восстания Рим вернул Сицилию, раздавил царство Эвна.
Китайские же крестьяне-победители быстро выделили из своей среды новых феодалов, отчего ослабло единство и подняли голову прежние хозяева; гражданская война разгорелась сызнова, но тогда в страну вторглись маньчжуры и подавили всех…
Если бы Пугачев не застрял у Оренбурга и вдруг смело двинулся к Москве, где его ждали, — мало ли как мог повернуться великий бунт? Но все равно бы не удержались. Уже в ходе восстания крестьянские министры, как известно, враждовали, случались кровавые расправы со своими.
Недолго бы продержалась крестьянская вольница, даже если бы скинула с престола Романовых…
Так что же — Пугачеву не следовало восставать? Выходит, бунт действительно был бессмысленным?
Нет, не выходит; да, впрочем, к чему рассуждения «следовало — не следовало», когда — последовало! Когда на огромном пространстве поднялись миллионы людей…
Восстание страшное, жестокое, взявшее много крови, бунт, своего не достигший; однако «заработная плата на уральских заводах выросла вдвое после восстания»: это вывод историков и экономистов.
Казалось бы, мелочь, но приглядимся получше: пугачевцев победили, переказнили, но победители испугались и все же умерили свой аппетит. Если бы не 1773–1774 годы, то, конечно, не стали бы уступать… Скажем иначе: вообще в России с крестьян «драли три шкуры», но если бы не Болотников, Разин, Булавин, Пугачев, — содрали бы все десять…
И мог бы наступить момент, когда чрезмерное высасывание соков загубило бы все дерево; когда в конце концов не нашлось бы ни «прибавочного продукта», ни сил, ни духа у огромной страны, чтобы развиваться и идти вперед, накапливать средства для капитализма. Так бывало в мире: некоторые древнейшие цивилизации замирали, засыхали, истощенные ненасытным, безграничным аппетитом землевладельцев и государства; засыхали настолько, что, по замечанию Герцена, «принадлежали уже не столько истории, сколько географии».
Географии, огромного пространства России хватало, но страна, народ желали истории! Они двигались вперед как огромными дворянскими реформами Петра, так и «ядерными вспышками» народных войн.
«Низы» ограничивали всевластие и гнет «верхов», не давая им съесть народ и в конце концов — самих себя!
Так что восстание дало плоды.
К тому же
Вспомним снова стихи Давида Самойлова:
Мужицкий бунт — начало русской прозы. Не Свифтов смех, не Вертеровы слезы, А заячий тулупчик Пугача, Насильно снятый с барского плеча…10 января 1775 года в Москве была отрублена голова Емельяну Ивановичу Пугачеву. Пушкинский вымышленный герой, Петруша Гринев, «присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу».
В правительственном манифесте было приказано предать это дело, то есть крестьянскую войну, «вечному забвению»!
Но можно ли забыть?
Так заканчивается и не оканчивается наше повествование о «29 сентября 1773 года»: две главы, где — столицы и Урал, свадьбы и заговор, конституция и великий мятеж, настоящие и самозваные цари, великие писатели…
Глава VII
30 июня 1780 года
Белой ночью с 29 на 30 июня, в 2 часа пополуночи, из Новодвинской крепости выходит корабль «Полярная звезда». Тайна столь велика, что даже местный губернатор не посвящен, куда везут его бывших подопечных. Со всех свидетелей взята подписка. «И я, — заключает ответственный за всю «операцию» генерал-губернатор огромного края Алексей Мельгунов, — провожал их глазами до тех пор, пока судно самое от зрения скрылось».
Сорок лет без малого провела в заключении Брауншвейгская фамилия; третий правитель на русском троне. После визита Бибикова и гибели в Шлиссельбурге Ивана Антоновича принцев надолго оставили в покое.
В мире происходили разнообразные события: французское Просвещение — Руссо, Вольтер, Дидро; американская революция; открытия Бугенвиля, Кука в Тихом океане… Однако принц Антон и его дети не имеют права всего этого знать. Меняются коменданты, охрана пьянствует, ворует, архангельский губернатор Головцын докладывает, что «каменные покои тесны и нечисты».
1767 год: ревизия губернатора, явно жалеющего узников. Принцесса Елизавета высказалась при нем «с живостью и страстью» и, «заплакав на их несчастную, продолжаемую и поныне судьбину, не переставая проливать слезы, произносила жалобу, упоминая в разговорах и то, будто бы они, кроме их произведения на свет, никакой над собой винности не знают, и могла бы она и с сестрою своею за великое счастье почитать, если б они удостоены были в высочайшую вашего императорского величества службу хотя взяты быть в камер-юнгферы» (придворный чин). Головцын «их утешал, и они повеселели».