Твой враг во тьме
Шрифт:
– Не подходи! Не трогай меня!
Асан глянул изумленно:
– Ты чего? А, это… Не бойся, не трону. Нужна ты мне!
Никогда Лёля не предполагала, что слова о собственной никчемности так ее порадуют!
– Что тебе нужно? – выдавила более членораздельно.
– Иди на постель, – хмуро приказал Асан. – Да не бойся! – прикрикнул раздраженно. – Сказал же – не трону! Сесть хочу. Иди на кровать, ну?
Лёля кое-как выбралась из кресла и на дрожащих ногах добралась до кровати, изумляясь про себя этой непонятной деликатности бандита. Или это уловка? Чтобы удобнее было наброситься?..
Она забилась в уголок, выставив колени, локти, исподлобья следя, как Асан носком тяжелого ботинка потянул к себе кресло и сел, сняв с плеча небольшую плоскую сумку и поставив ее на пол, между креслом и стеной. Он сидел так, чтобы видеть и Лёлю, и дверь. Сунул руку за пазуху и положил на колени черный, тускло блеснувший пистолет.
У Лёли пересохло в горле.
– У тебя доктор был сегодня? – хмуро спросил Асан.
Слабо качнула головой.
– Языком говори, когда спрашивают, чего башкой трясешь? – внезапно озлился бандит.
– Не был, нет…
– Так одна и сидишь?
– Одна, да, одна…
– И что, тебе еще никто ничего не говорил? – насторожился Асан.
– О чем? – испуганно прошелестела Лёля.
– Зачем ты здесь. И про Олесю.
– Нет, нет… А кто такая Олеся?
Откуда-то взялись силы и соображение задать этот вопрос, ну надо же! Неужели и впрямь можно ко всему привыкнуть – и находиться под дулом пистолета тоже?
– Олеся – дочка Хозяина, – спокойно произнес Асан, и в голосе его Лёле послышалось нечто похожее на теплоту. – Маленькая еще, ей только семь лет. Она больна. Лейкемия у нее.
Лейкемия?!
Лёля отпрянула, вжалась в стенку. Мимолетно вспомнила, сколько перемучилась за те четыре дня, которые прошли между получением повестки из Центра крови и разговором с той докторшей, Смиринской, – эту фамилию Лёля, наверное, никогда не забудет! Все-таки это жестоко – так писать в серенькой, отпечатанной на плохой газетной бумаге повестке:
«Уважаемая Нечаева О. В.! Убедительно просим вас явиться 26 июня сего года в 15 час. в областной Центр крови, кабинет ь 43, по поводу вашего анализа. Врач Смиринская».
Ну у кого не пойдет мороз по коже от такой повесточки? Кто не подумает самого дурного?
Лёля тогда натурально простилась с жизнью. Сразу решила: белокровие. Лейкемия, значит… Вот и все. Отпела, стрекоза. Теперь попляшешь!
А главное, страх свой приходилось переживать в одиночестве. Не скажешь ведь о таком маме! И не только потому, что не хочется ее волновать: еще успеет, наволнуется, когда анализ подтвердится. Но ведь придется объяснять, как Лёлины данные попали в Центр крови. А путь был только один: из женской консультации, где она сдавала кровь перед абортом. Конечно, мама человек наивный и доверчивый, иногда до смешного, но не настолько, чтобы поверить в некий профилактический осмотр. Еще при советской власти это худо-бедно практиковалось, а теперь мы все предоставлены сами себе. Хочешь – живи здоровым; хочешь – болей; хочешь – помирай. Твои проблемы! То есть мама, конечно, ни в какие такие безотносительные анализы не поверит. Прекрасно понимает, как далеко зашли их отношения с Дмитрием… А если Лёля сделала аборт, значит, они, эти отношения, как зашли – так и обратно вышли. Вот от чего она просто с ума сойдет. Нет, маме говорить ничего нельзя, ей и с отцом забот хватает. Только одному человеку Лёля могла бы открыться, но именно к нему не обратилась бы ни за что. Ни за что! Можно представить, с каким скучающим выражением он процедит: «Ну, что там у тебя? Ах, не телефонный разговор? Нет, извини, у меня нет времени по свиданиям ходить: надо ехать на ЧС, я ведь спасатель!»
А главное, все это Лёлино беспокойство вполне может кончиться ничем. Ее анализы, к примеру, с чьими-то перепутали… Нет, правда, – наверняка это именно так. Уж если бы она была больна, то и чувствовала бы себя соответственно, а то ведь ничего не болит, кроме сердца, но кровь тут явно ни при чем.
Лёля так изволновалась, что почти убедила себя в ошибке. И решила: если она здорова, так здорова. А больна… лейкемия все равно практически неизлечима. Полазила по Интернету – безумных денег стоит пересадка костного мозга, у них таких средств нет, тогда зачем узнавать день и час своей смерти? Нет, не пойдет она ни в какой Центр крови!
И не пошла. 26 июня не пошла, и 27-го, а 28-го и 29-го были выходные. То есть Лёля сама продлила свои мучения аж на четыре дня, идиотка! И это были те еще денечки… В ночь на понедельник она проснулась от жутких звуков – так стучит земля, ударяясь обо что-то твердое. О крышку ее гроба!
Утром, прямо к восьми утра, побежала на троллейбус, доехала до серого куба, который торчал посреди чиста поля поодаль от областной больницы, переоделась в гардеробной в тапочки с завязками, нашла кабинет ь 43…
– О, Нечаева! – приветливо кивнула хорошенькая, изящная, как куколка, докторша. – Что ж вы вовремя не идете? Мы вам уже вторую повестку отправили.
– В командировке была, – чужим голосом отовралась Лёля.
– А, ну хорошо. Значит, ситуация такая. – Доктор нашла на стеллаже Лёлину карточку. – У вас очень хорошая кровь. Редкая. Группа IV, резус отрицательный. Не дай бог, конечно, вам в неприятности попасть: для вас донора может не отыскаться, но зато вы могли бы очень многие жизни спасти. Вы уникальный донор сами по себе, а вдобавок ваша беременность вызвала к жизни образование особых антител, которые обеспечивают распад и уничтожение переизбытка белых кровяных телец. Понимаете? Вот посмотрите. – Она протянула Лёле листок. – Смотрите: эти буквы «а/т» означают, что ваша кровь может оказаться целебной для больных лейкемией. Скажите, вы не согласились бы стать донором?
Лёля тупо смотрела то на листок, испещренный цифрами, то на хорошенькую докторшу, одним махом, играючи разрубившую гордиев узел, которым стянуло ее ожидание неминучей смерти. Все еще не верилось… К тому же докторша говорила так легко, не сыпала научными терминами, не запутывала в формулах. Как-то несерьезно все это звучало.
– То есть у меня нет лейкемии? – решилась уточнить Лёля.
– С чего вы взяли? – опешила Смиринская.
– Ну, я думала… – Она кивнула на мятый-перемятый комок, в который за эти дни успела превратиться повестка. – Здесь так написано…
– Там ни слова нет про лейкемию! – обиделась докторша. – Почему все обязательно подозревают самое плохое?!
– А как к вам мои анализы попали? – робко спросила Лёля.
Смиринская лукаво улыбнулась:
– Девушка, вы аборт месяц назад делали? Вот так и попали. Все анализы с какой-либо особенностью проходят через нас – именно на предмет поиска потенциальных доноров.
– Доноров… это значит, от меня будут кому-то кровь переливать, да? – шепнула Лёля, мгновенно вообразив, как лежит на больничном столе, а из вены у нее тянется трубочка, а на другой стол кладут раненого Дмитрия, что-то там с ним случилось, на очередном ЧС, и вот ее кровь его спасает… Хотя нет, ЧС и лейкемия – это совершенно разные вещи. К тому же у Дмитрия первая группа.