Твоя капля крови
Шрифт:
– Перестаньте сейчас же! – звенящим голосом сказала Юлия. – Подумайте о вашем отце. Вы хотели бы, чтоб у него сердце сейчас болело за обоих сыновей? По-моему, ему уже достаточно…
Отец прекрасно знал, что его сыновья готовы умереть за Бялу Гуру. Он этого от них и ожидал. От обоих.
– А я… – сказала она тихо. – Вы думаете, мне хотелось бы вас оплакивать?
Глядя в сторону, она провела по его руке ладонью в тонкой черной перчатке. То ли успокаивала, то ли желала убедиться, что он в самом деле здесь – и жив.
Стефан сглотнул. Гулко, тяжело ударило сердце. Он замер, боясь спугнуть это легкое касание. Он так устал… Это усталость, без сомнения, заставила его качнуться к ней, коснуться губами пробора в темных волосах, замереть так, прикрыв глаза. А она все продолжала гладить его предплечье, и Стефан, повинуясь той же самой смутной усталости, стиснул ее пальцы, судорожно прижал к своей щеке, к виску. Он знал, что не должен, нельзя, но сил воевать у него уже не осталось – даже с самим собой.
– Юлия, – еле вымолвил он. – Юленька…
А она молчала, стояла, покорно склонив голову и не убирая руки. И Стефан на эти несколько мгновений забыл все: и Яворского, и Марека, и отца.
Отца, который стоял в дверном проеме и смотрел на них.
Потом Стефан со стыдом вспоминал ту минуту, когда он увидел старого Белту в дверях – и отшатнулся от Юлии, бездумно, по-предательски. А она не сдвинулась с места, только выпрямилась, вздернула подбородок с отчаянной, беспомощной гордостью. Стефану захотелось снова рвануться к ней, прикрыть, защитить. Но он не двинулся с места.
Отец увел его к себе в кабинет, и Стефан стоял там, давясь словами. Но оказалось, что старому князю его объяснения не нужны. Тот получил новости из Остланда: цесарина готова была смягчить их приговор, если Белта пришлет старшего сына к ее двору. С тем условием, что за попытку снова поднять Бялу Гуру гость заплатит собственной жизнью.
И Стефан сказал, что, разумеется, поедет, и велел тотчас же закладывать карету.
Уже вечером Стефан сунул голову в комнату Марека. Поморщился от ядовито-красного заходящего солнца, что лило свет в открытые ставни. Брату оно не мешало, хоть и било прямо в лицо, он прикрыл глаза локтем, да так и спал. В углу у ножки кровати лежал крашеный деревянный коник. И что он здесь делает? Наверное, какая-то из собак притащила в зубах, встречая…
Стефан тронул Марека за плечо. Тот мгновенно сел на кровати, глянул ясно.
– Что?
– Ничего, тише. Ужин…
– А… ужин… – Марек чуть расслабился, поднялся с кровати, потянулся. – Вот ведь пес, как поздно…
Стефан поднял коника с пола, показал. Брат улыбнулся – одновременно радостно и болезненно.
За столом разговор сперва шел легкий, на отвлеченные темы. Будто и правда – провинциальные гости, съехавшиеся, чтоб повеселить старого князя. Говорили о прошлом, но былых баталий не вспоминали. Юлия улыбалась гостям, и в улыбке этой сквозила какая-то жалость – а может, ему чудилось. Стефан честно старался не смотреть на нее, то опуская взгляд в тарелку, то задерживая его на присутствующих: на Вдове, на пане Ольховском, который ел так, будто завтра ему предстояло погибнуть. На генерале Вуйновиче, который вдруг хлопнул ладонью по столу и прямо спросил у Марека:
– Так что ты собираешься делать со своими легионами, мальчик?
Марек сглотнул «мальчика», не поморщившись. Положил вилку, будто только этого вопроса и ждал. В беседе тут же образовалась пробоина.
– Когда флориец начнет войну, – проговорил он, – мы попытаемся воспользоваться суетой на юге и попробуем высадиться на севере.
– Ну-ка, стойте…
Вешниц опустил на блюдо недоеденную куриную ногу, вытер руки и глянул на старого Белту. Тот кивнул. Пан Ольховский тяжело выбрался из-за стола, вынул из кармана мелок и повел по полу линию, кряхтя и ругаясь себе под нос и так же под нос бормоча заклинания. Наконец он замкнул круг, вернулся к покинутой курице и взялся за нее все с тем же аппетитом.
– С моря, значит, хочешь подойти. А корабли у вас откуда?
Марек чуть смутился.
– Нет еще кораблей. Но будут.
– И на какие деньги ты их собираешься фрахтовать? Опять на флорийские?
– Король Флории щедр, – с вызовом сказал Марек.
– А не взыщет ли он потом за свою щедрость?
– Что будет потом, того я не знаю. Об этом у пана Ольховского можно спросить. Я только знаю, что сейчас без его величества у нас бы не было ни мундиров, ни оружия, я уж не говорю об убежище.
– Ну пусть так… И куда ты с этими кораблями пойдешь?
– Это все, конечно, еще вилами по воде писано… Но мы думали, что высаживаться лучше всего в Казинке. Там и берег не такой крутой, и крепость старая, и вокруг лесa… А главное, гарнизон нам по зубам.
– Вот и видно, что ведут твое войско одни юнцы…
– Уж кто собрал, тот и ведет, – себе под нос огрызнулся брат. Отец нахмурился.
Марек провел ладонью по лицу.
– Извините, генерал. Я знаю, как… смешно, должно быть, выглядит мое звание. Мне просто легче, чем другим, было разговаривать с королем, потому что он знает наш род.
Вуйнович неожиданно расхохотался. Смех его был больше похож на кашель.
– Юзеф, Юзеф, у вас два сына, и оба дружны с монархами. Почему нам так не повезло лет сто назад?
Отец позволил себе тонкую, невидную почти улыбку.
– Ну вот, положим, вы высадитесь на Казинке, возьмете крепость, двинетесь дальше по тем самым лесам. – Вуйнович прочертил вилкой по столу, не жалея дорогую мозаику. – А дальше у вас вот здесь – Берг, а вот тут – Соколово Гнездо. А Казинку ту из Гнезда видно, как я сейчас тебя вижу. Пока ты свои корабли пришвартуешь, державники успеют еще и подмогу позвать и встретят ваши легионы… с цветами.
Марек слегка покраснел.
– Ну хорошо ты, но остальные – кто там с тобой – они должны об этом знать.
– Бросьте, Петар, – тихо сказал отец. – Вы в том Гнезде три месяца сидели, и у вас, наверное, берег до сих пор перед глазами, а они…
Сколько их там было, остальных? А ведь Марек прав, иначе, чем по морю, теперь в Бялу Гуру не войдешь. Разве только прямиком через Драгокраину, что было бы проще и короче, но кто же пустит… А флориец, раз уж он готов расщедриться на корабли, рассчитывает, что легионы оттянут на себя остландские войска.