Твоя капля крови
Шрифт:
Оставлять раненого волкам было неловко – но надо уходить, и быстрее. Дорога проезжая, Стацинского кто-нибудь подберет. Вряд ли тот станет объяснять, как именно заработал рану. Скорее всего, сюда пришлют следователя… здешним следователям не привыкать иметь дело с кровопийцами.
С людьми твоей крови, как сказал бы пан Ольховский.
Знать бы еще, как анджеевцы оказались на этой дороге…
– Кони у них привязаны недалеко, – пояснил усевшийся на облучок мрачный Войцеховский. Будто бы мысли читал… может, они и это умеют. – Я видел, когда летел над лесом. Что же вы ездите по таким дорогам без сопровождения, мой светлый князь?
Сейчас это и самому ему казалось глупым. Но так не хотелось брать с собой соглядатаев, и потом… Это ведь родная страна. Здесь никто не тронет.
– Наверное, потому, что могу рассчитывать на вашу помощь… – Голос Стефана слушался плохо.
Вампир поводил рукой перед лицом кучера, щелкнул пальцами: тот распахнул глаза, будто по команде. Войцеховский поморщился. Они забрались в карету, и кучер тронул, как ни в чем не бывало зычно погоняя коней. Стефан отыскал бутылек с эликсиром, торопливо отпил жгучей жидкости прямо из горлышка, откинулся на сиденье. В карете было тепло, надышано, тихо. Стефан на несколько минут прикрыл глаза, и ровный конский топот едва не усыпил его.
Он потряс головой. Сказал Войцеховскому:
– Я очень признателен вам за вмешательство.
– А по вам и не скажешь, – откликнулся вампир. Он барабанил белыми пальцами по дверце кареты и, кажется, был не в настроении.
– Отчего же.
– У вас есть пистоли?
– В ящике, – смутился Стефан.
– Я бы советовал вам зарядить их и носить при себе. По меньшей мере, по эту сторону Стены. Для человека в вашем положении вы непозволительно беспечны.
Стефан как завороженный глядел на его пальцы. Тонкие, неестественно гладкие и белые. Он не понимал, как другие обманывались, принимая Войцеховского за человека. Живого человека.
– Я на самом деле безмерно вам благодарен. Я недавно только узнал, что вы обо мне пеклись с рождения. Отец не хотел рассказывать.
Вампир рассмеялся:
– Зная князя, я не удивлен…
– Только теперь я понимаю, как многим вам обязан. Но мне хотелось бы знать причину…
– Не будьте так подозрительны, князь Белта.
– Прошу прощения, если оскорбил вас. Но из-за всех этих событий… я понимаю, что чувствовал мой прадед, когда разрывался между Остландом и Саравской унией…
– Ваш уважаемый предок был уверен, что сделал правильный выбор. А вы теперь расплачиваетесь…
– Если бы только я…
За окошком кончился лес и начались поля. Далеко и бесконечно одиноко промелькнули огни какого-то хутора.
– Нас мало, – сказал Войцеховский. – И каждый из нас под угрозой. Поэтому не удивляйтесь моему желанию защитить родную кровь. Увидь вы вашего соотечественника в беде, разве не попытались бы ему помочь?
– Возможно.
«Но не с такой же настойчивостью…»
– Коли уж мы заговорили об истории… что это был за Михал, о котором вы упоминали в письмах? Неужто тот самый?
Единственный Михал, которого смог припомнить Стефан, был давним, почти сказочным господарем Драгокраины. Кажется, он оказался последним властителем своего имени. После его смерти страна погрузилась во тьму и смуту, из которых спустя время поднялась нынешняя династия, Костервальдау. Судя по старинным текстам, Михал был крепким правителем и блестящим военачальником. Но запомнили его прежде всего вампиром, при котором распивать кровь считалось грехом не бoльшим, чем согреваться рябиновкой.
Войцеховский кивнул.
– В его время наша кровь считалась благородной…
– И свергли его, если я не ошибаюсь, за то, что он пил слишком много неблагородной крови…
– Нет, – сухо сказал вампир и замолчал надолго, но потом, видно, не в силах уйти от больной темы, заговорил снова: – У людей превратное представление о роде Михала. Тогдашние правители пили у подданных не меньше крови, чем нынешние… но хотя бы делали это честно. Господаря убили не противники нашей крови, но сторонники унии. Разумеется, народу объяснили, что сражаются с кровопийцей. Михал видел дальше их, он понимал, что уния по сути своей невозможна… Посмотрите на них сейчас! Благородные саравы! Николае, который прибегает, стоит Остланду посвистеть. Но кто будет прислушиваться к голосу разума, когда в нем говорит честолюбие?
– Никто, – тихо сказал Стефан.
Вампир будто опомнился.
– Простите. Теперь я и вас задел.
– Ну что вы. Это я, кажется, обидел вас, рассуждая о том, чего не знаю…
Удивительно было, как оживала древняя, давно ставшая мифом история. Будто поднялась пыль со страниц дряхлого учебника. Войцеховский говорил о тех событиях так, будто был им свидетелем… а ведь, пожалуй, и был…
– Вы драго?
– Только частично. Но в моих венах течет кровь Михала – как и в ваших, князь. Глупо это отрицать и так же глупо с этим бороться.
С двоими вам все равно не справиться, это глупо…
Стефан снова погладил ладанку на груди.
– Что же вы так за нее цепляетесь? Поклоняетесь чужой Матери, в то время как вашей собственной матери такие же… адепты отрубили голову?
Слова его прозвучали горько – он и впрямь обвинял Стефана в предательстве.
Как будто других обвинений недостаточно.
– И если вы так упорны в своей вере, зачем же сражались против тех, кто нес вам Свет? Вы хотели жить, правда, князь Белта? Каждый из нас хочет жить…
– Я… – начал Стефан, но в нос ему снова ударил терпкий, стойкий запах крови; вспомнились тела в придорожной траве. Съездил на родину, ничего не скажешь…
Чтобы не думать об этом, он спросил:
– Я хотел узнать – кто тот ваш «родственник», которому я обязан протекцией при остландском дворе? Не мешало бы поблагодарить его…
– О, с той поры много воды утекло. Не думаю, что он все еще при дворе; да и в любом случае имя его ничего вам не скажет.
Стефан хотел было настоять, но вампир вдруг оживился: