Твоя случайная жертва и бонус
Шрифт:
– Почему вы поругались с дочерью, Грег?
Тот вскинул на Алекса, помутневшие от слез глаза, и пробормотал что–то невнятное.
– Я задал вам вопрос – почему вы поругались с дочерью? Настолько, что она тут же ушла из дома.
Тот выдохнул и снова сжал дрожащие руки.
– Леночка, она..такая трудная девочка, понимаете? Мы все ради нее со Светкой, а она.
– Неблагодарная дрянь, да? Поэтому вы её убили?
Он вскочил со стула но, не понимающий ни слова по–русски, Ферни тут же усадил его обратно.
– Я любил мою дочь, ясно?! Я любил ее! Может я не самый примерный отец, может я…черт, может я что–то недопонял или недодал.
Он обхватил голову дрожащими руками, и Алекс нервно выдохнул. Да, не виноват он. Тут невооруженным глазом видно. Истерика у человека и горе. Настоящее, неподдельное. Они его уже часа два допрашивают, а он не меняется, не теряется в ответах, хоть и отвечает сбивчиво и невнятно. Заславский кивнул Ферни и тот принес стакан воды. Грегори выпил и немного успокоился.
– Вы сказали, что когда гуляли по побережью вы видели влюбленную парочку, старика с собакой. А еще кого–то видели?
Алекс сел на край стола и проверил электронную почту, в ожидании последнего заключения и разрешения на эксгумацию.
– Нет. Никого. Это были ранние часы перед рассветом,– он словно задумался, а потом вдруг сказал, – да, там был бегун. Мужчина в куртке с капюшоном и синими штанами с белыми тройными лампасами. Он как раз бежал в мою сторону со стороны парка.
Алекс вдруг резко подался вперед.
– Синими с белыми лампасами?
– Да, именно. Я еще удивился. Сейчас такие не носят. А у него фигура как у юноши и эти штаны…как в годы моей молодости.
Алекс обернулся к Ферни.
– Открой показания свидетеля по делу Веры Бероев. Ирэн…как её там.
Снова посмотрел на Грегори:
– Мы подержим вас здесь. Это не арест. Просто нам нужно, чтобы убийца вашей дочери немного расслабился решив, что мы нашли виновного и пока что будем разбираться. Согласны нам помочь?
Тот быстро закивал головой и по его щекам потекли слезы.
– Только Свете скажите…она там одна. Сама не своя. Сами понимаете…Господи! За что нам это всё?
Алекс бросил взгляд на Стеф и слегка кивнул. Через минуту она уже увела Грегори из кабинета.
– Ну что там? Ферни?
– В показаниях Ирэн фигурирует бегун. Молодой парень в синих штанах с тройными лампасами.
– Это он! Я нутром чую, что это он!
Алекс ударил кулаком по столу с такой силой, что пластмассовая подставка для ручек и канцелярских скрепок перевернулась и те, с металлическим цоканьем, покатились по полу.
ГЛАВА 15
Он сам не знал, в какой момент из нормального ребенка превратился в животное, которое жаждало крови, боли и агонии. Возможно, в тот момент, когда лично застрелил пса на дороге, или в момент, когда понял, что мать умерла, и её тело выносили у него на глазах из комнаты, накрытое белой простынею, а отец смотрел стеклянным взглядом на эти самые носилки. Иван казалось, что это он умер, а не мама. Ведь с её смертью это действительно произошло. Не стало ребенка, который радовался детству, учил русский язык и смеялся, бегая по комнатам этого мертвого дома, который теперь давил на него своими стенами. Иван превратился в дикого звереныша, из которого вырос матерый хищник.
Он ненавидел сучку, которая заняла место матери. Красивую брюнетистую
Иван тогда вывернуло наизнанку. Он посмотрел на женщиину, потом бросил взгляд на отца – располневшего, с круглым брюшком, старательно старавшегося выглядеть моложе, и ему захотелось истерически смеяться. Видимо, на старости лет отец начал верить в чудеса. Это взбесило с первой же секунды. Иван почувствовал ее власть над Волин старшим, а она почувствовала это презрение кожей, какой–то гребанной интуицией, или своей округлой бразильской задницей. Иван не знал, что она там плела его отцу, но эта чертовая тварь явно вознамерилась избавиться от опасности в лице Иван, и как можно быстрее. И просчиталась. Она, видимо, не понимала, насколько он опасен на самом деле. Иван никогда не станет добычей – он откроет охоту сам. Интересную охоту, смертельную. Именно тогда у него впервые появилось желание получить эту женщину любой ценой. Не важно, как, но заставить ее раздвинуть ноги. Оттрахать как последнюю сучку, и избавиться от нее. Раскрыть отцу глаза. Самоуверенному Франко Волин, которого когда–то боялся, от страха мочился в штаны, и трясся как бездомная собачонка, которую сейчас побьют палками.
«Ты ничтожество, тупое русское ничтожество, как и твоя мать. Она была тупая сучка и ты такой же. Толку от тебя никакого. Ты как заноза в заднице, ничему не учишься, зря деньги на тебя трачу и время».
И так изо дня в день, из года в год, пока Иван не уехал учиться, а когда вернулся – то увидел, как бережно и нежно Франко носится с этой дрянью. И захотелось показать, КТО на самом деле ничтожество. Это был вызов на уровне подсознания, на уровне самых низменных инстинктов. Извечное соперничество.
К тому моменту Иван хоть и был молод, но успел повидать столько грязи, разврата и всякого дерьма, что никому и не снилось. Он влезал во все, во что мог влезть и вляпаться подросток в его возрасте. В клане его боялись даже тогда, когда ему было шестнадцать. В тот период своей жизни он совершенно обезумел. Погрузился в мир алкоголя, драк, женщин, азартных игр, наркоты. Да, он имел женщин уже в шестнадцать. Не они его, а он их. Жизнь за границей с полными карманами отцовских денег давала любые возможности. Кокаин изменял реальность до неузнаваемости, раскрашивал во все цвета радуги. Он стал ненормальным, совершенно невменяемым ублюдком, с которым не мог справиться никто. Бои без правил, поножовщины. Он дрался как дьявол. Его не волновал исход боя. Из тех, кому наплевать на боль и собственные чувства, и уж точно – на чувства других. Он мог забить соперников на ринге почти до смерти. И ему это приносило наслаждение. В шестнадцать его впервые посадили. До этого адвокаты отца отмазывали Волин от колонии.