Твоя... Ваша... Навеки
Шрифт:
— Да, мы спешим, — Арсенио бросает на Клеона выразительный взгляд, говорящий ясно, что собеседнику следует воздержаться как от дальнейших расспросов, так и от слишком пристального внимания ко мне. Интонацией подчеркивает недвусмысленно местоимение «мы» и Клеон, отвернувшись от меня, смотрит на приятеля недовольно, озадаченно, словно в первый раз его видит.
— Известно, кто злодей? — Валентина даже слово «злодей» произносит без трагического пафоса, исполненного возмущения праведного, но фальшивого насквозь, как и почти все в этом городе.
— Нет, леди Регис, — отвечаю я.
— Какая жалость! Но уверена, ваш брат непременно разыщет и накажет негодяя.
— Не сомневаюсь.
— Прошу прощения, леди Регис, но, к
Арсенио и Клеон еще несколько томительных, напряженных секунд буравят друг друга испытующими взорами и наконец Арсенио уводит меня, лишь изобразив небрежный кивок Валентине на прощание. Столь откровенное равнодушие и грубость граничат с оскорблением, однако я уверена, что едва ли Валентина придаст им чрезмерное значение. Она в достаточной мере снисходительна к недостаткам окружающих и предпочитает игнорировать чужие промахи и отсутствие такта, нежели возводить их в ранг личной проблемы, требующей немедленного решения. Пожалуй, куда больше меня страшит возможность встречи с леди Лизеттой Дэлгас, дальней родственницей Арсенио и ныне бывшей клиенткой Байрона, — слишком очевидно и недвусмысленно выглядим мы втроем, чтобы не догадаться, из-за кого Байрон ушел из агентства и что я ответила-таки на ухаживания Арсенио. Более того, чем дольше мы идем через полный гостей зал — я под руку с Арсенио, Байрон по другую сторону, не прикасается, но всем своим видом и положением относительно меня демонстрирует, что он не посторонний и не просто знакомый, — тем сильнее мне кажется, что все все понимают, что им известно абсолютно все о нас, включая скандальное предложение инкубов и мое полубессознательное желание ответить согласием.
Не знаю, что пугает меня больше, — подспудное желание это или мнение окружающих.
Не знаю, какое чувство довлеет надо мной сильнее, — страх перед реакцией брата или радость волчицы, избравшей себе мужчин.
То ли случайно, то ли намеренно, но инкубы ведут меня так, что ни Эван, ни Финис даже не попадают в поле моего зрения и нюха. Мы здороваемся с лордом и леди Огден, и я стараюсь не выказать раздражения, когда вижу, с каким выражением лиц супружеская чета рассматривает меня и моих спутников. Подозреваю, что если Эван со своей новоиспеченной невестой и опередили нас, то мое появление в обществе пары инкубов все равно затмило неожиданное решение брата назвать Тессу своей парой во всеуслышание. И я ощущаю, как злят Арсенио косые взгляды в нашу сторону, мужской и женский интерес, различающийся по природе своей, но по факту одинаково жадный, липнущий к коже. Я раскрываю веер, прячусь за ним, надеясь, что тот не выступит против меня, выдавая мое настроение в чересчур резких, нервных обмахиваниях.
— Ты явно погорячился, предлагая идею о мнимом соперничестве, — замечает вдруг Арсенио. — Какой в ней смысл, если у меня возникает лишь одно желание — не размениваясь на всю эту мишуру, надеть на Рианн обручальный браслет, и увезти подальше от этого дома и от этого полиса?
— Не думаю, что это желание осуществимо, — добавляю я.
— Отчего же? — парирует Байрон. — Браслет почти готов.
— Готов? — я теряюсь.
— Поскольку ни один из нас не может использовать обручальный браслет своего рода, то мы заказали новый, на котором будут указаны символы и моей семьи, и Байрона, — поясняет Арсенио охотно. — Дабы всякий, кто увидит этот браслет на тебе, понял, кому ты принадлежишь.
— Свою семью я бы предпочел не упоминать, — Байрон едва заметно хмурится, — но тут ничего не поделаешь. Таковы традиции.
Пытаюсь вспомнить, известно ли мне хоть что-то о роде Байрона, и понимаю, что ничего.
Кого волнует семья, родственники одного из множества лилатских мальчиков по вызову?
— Вы уже заказали
— Да, — Арсенио сияет свежеотчеканенной монетой.
— Когда?
— В воскресенье.
Когда Арсенио заявился ко мне с предложением руки и сердца.
— Не слишком ли вы оба скоры в своих решениях?
— А что, сначала мы должны были подождать, пока Эван объявит о твоей помолвке с мелким Финисом, затем попытаться увести тебя у него, насквозь благородного и несчастного, устроить скандал для привлечения внимания общественности и, если не повезет, дуэль за твою честь с твоим же братом, поскольку сомневаюсь, что Финиса хватило бы на такой подвиг…
— В Лилате дуэли запрещены, — бормочу я.
— Официально, — поправляет Арсенио. — А неофициально и за определенную мзду городская охрана охотно закроет глаза на очередные мальчишеские разборки, как они сами их называют.
Веер в моей руке против воли начинает двигаться быстрее.
— И вы бы решились убить Эвана?
— Нет, конечно же, — возражает Байрон. — Потому мы и предпочли сыграть на опережение.
И вовремя, сказать по чести.
Настолько вовремя, что волчица приходит в ужас при одной лишь мысли, что ее могли привязать к ничтожному, противному ей человечку. Данное слово не удержало бы стремящуюся к свободе волчицу, но послужило бы достаточным доводом для моего человеческого разума.
— Моя мать живет в одном из поселений Лайвелли, — спустя короткую паузу продолжает Арсенио. — Мы могли бы поехать к ней, она помогла бы первое время. Там все иначе, чем здесь: никто не смотрит косо на семью, где в браке состоит более двоих существ или одного пола. Там нет стен и Верховного собрания лордов, диктующего, кому и как следует жить, нет таких строгих правил, и ты бы видела, какой там простор и сколько зелени. Тебе там понравится, Рианн, обещаю, — Арсенио улыбается мне, не с жаром желания или теплом обожания влюбленного, но с трепетом воспоминаний о безмятежном детстве и пылом искренних, клятвенных заверений в будущем счастливом, неизбежном. — Тебе же не нужна эта дурацкая светская жизнь, одобрение общества?
— Нет, — качаю я головой. — Но… ты не забыл, что Лилат нельзя покинуть просто так? Или вы надеетесь на помощь Эвана?
— Мы даже на благословение его не рассчитываем, не то что на помощь по профилю, — роняет Байрон.
— У нас свои связи, — небрежно пожимает плечами Арсенио.
Я не спрашиваю, что это могут быть за связи, не спрашиваю, почему, в таком случае, инкубы до сих пор ими не воспользовались. Я не понаслышке знаю, что природа большинства подобных связей такова, что даже при наличии к ним не стоит обращаться часто и без веской на то причины. И мне слишком хорошо известно, сколь мало людей и нелюдей готовы на самом деле покинуть город. Одни не желают расставаться с нынешней, богатой и устроенной жизнью, с возможностями, предоставляемыми Лилатом. Они мирятся с ограничениями и перспективой, что дети их и дети их детей будут заперты в кольце этих стен, словно в тюрьме. Сомневаюсь, что леди Лизетта, или ее сын, или ее внуки так уж жаждут оставить здесь свое состояние, движимое и недвижимое имущество и приносящее прибыль дело семьи Дэлгас, выбраться на волю и начать жизнь с начала, не с нуля, но близко к нему.
Другие, быть может, и хотели бы покинуть Лилат, но не решаются — по разным причинам. Страх и нехватка денег, возможностей, смелости — поводы более чем достаточные, чтобы так и сохранить мечту о побеге лишь мечтой.
Третьи страстно желают этого, но у них тоже нет ни денег, ни возможностей, а подчас и простой свободы.
Четвертые могут, однако не торопятся, у них еще полно дел и по эту сторону стен, множество причин, оговорок и оправданий и, в конечном итоге, они так и умирают, не воспользовавшись шансом, за который иные готовы жизнь отдать.