Ты будешь нашей мамой?
Шрифт:
В зале полумрак. Спертый, наполненный запахами разнообразных настоев, воздух. На ложе, разметав руки, сипит Наследник. Каждый вдох пронзает внутренности сотнями длинных игл. Малые раны перевязаны, а большие на груди и лице просто присыпаны обеззараживающей смесью. Лисардо разрешил войти Сюрву араксов, и тот вынужденно «любовался» представшим ему зрелищем. Жутко. Пленники обычно покидали его подземелья в более целом виде. Был вдох, когда Терно подумал на причастность Наследника, невольно, но теперь твердо отмахнулся от подозрений. Кто в здравом уме будет превращать себя в ярмарочного урода? Притворство не может зайти так далеко, чем бы ни было вызвано!
—
— Это я должен извиняться перед вами, хотя мои слова ничего не изменят, — Сардо воспользовался предложением. Самое время: ноги отказывались полностью повиноваться ему. Восход потрясений. Человек вынослив. До определенной черты, а Сардо не раз за утро пересекал ее.
— Нет нужды. Вы не виноваты. Никто не виноват, — кроме самого Лисардо. Последнее не прозвучало вслух по понятным причинам.
— Я могу спросить…
— Кто это сделал? Она, — перебил мужчина Терно. Полуправда. Полуложь. Кому как больше нравится.
— Ей помогли сбежать, — Наследник задохнулся при этих словах. Собеседник подал ему воды и придержал голову. Огромных трудов стоило не отшатнуться от руки помощи. На вдох показалось, что она протянута удавить его.
— Вы уже знаете, кто? — шепотом спросил он. Равновесие пошатнулось. Квадрат оказался шаром на качающейся плоскости. Неверное движение. Его так просто сейчас сделать.
— Нет, но выясню. Оба получат сполна! — Сюрв араксов хотел быть на самом деле уверен в своих словах. Лисардо улыбнулся, а потом, наплевав на все, рассмеялся, превозмогая боль.
— Да, Терно, если кто и способен докопаться до истины, так это ты! Знаю, пепел переворошишь, но найдешь! — неожиданно зло закончил Наследник и вновь зашелся болезненным хохотом.
«Нездоров Первый Наследник, гораздо сильнее, чем кажется с первого взгляда. Как бы не произошла смена династии… Лисардо — первый и также единственный сын Императора».
Не видел Терно, что после его ухода Лисардо снял узкую полоску браслета. Как сползли иллюзорные раны, и отступила придуманная боль. Мужчина тихо подкрался к двери и приложил личный перстень-печатку. Теперь никто не сможет неожиданно потревожить его. Снял пыльный чехол с зеркала, ошибочно навешанный сердобольными служанками, но не стал разглядывать себя. Вчера насмотрелся вдосталь.
Символы засветились голубым, пробуждая металл и стекло к жизни. Короткий разговор с Кристейсеном. Изложение плана. Безоговорочно принятого. Ждал ли он возражений? С чего бы! Для Сэлларионы и эльфов уже он человек, принимающий решения. И всю полноту ответственности за них — Император. А корона — почти ничего не значащий атрибут, который скоро займет положенное ему место. Все фигуры расставлены. Правила озвучены. Ему досталось самое сложное — ждать!
Комок застрял в горле и отказывался выходить. Ощущение свободы, сбалансированное трусостью. Не решаюсь сделать шаг. Перебираю мысли: убежать, убить Наследника, умереть самой. Прекрасно понимаю, что стоит на кону. Высокорожденный эльф доходчиво объяснил. Могу ли я ему верить? Да. Под отвращением к лжи [63] невозможно соврать. Он принял ее из моих рук и после снятой мной пробы. Обман исключен. Но все же… Сомнения гложут мою душу. Одно дело покарать законченных мерзавцев, защищая свою честь и жизнь. Другое — беспомощного старика. За то, что он не сделал и, непонятно,
63
Отвращение к лжи — магико-алхимический состав. Под его влиянием существо говорит только правду.
«Иди…» Это я? Или… Правильно! Спасибо, Нан, за подсказку. Столь своевременную. Мой страх — источник сил. Бездонный колодец. Не вычерпать. Чего я боюсь? Зависимости. Потерять право решать. Стать игрушкой в чьих-либо руках еще раз. Никогда более! Сжать. Жар. Гнусное прежнее чувство чудовищным усилием воли переплавляется в гнев. Насыщенный всеми оттенками алого. С запахом и железистым привкусом на губах. Пустота внутри. Требует насыщения.
Это — суд. Как они посмели уложить меня на холодный пол?! Заковать в цепи?! Осудить — не зная! Они виновны все!!! Бег. Стремительное касание гравия мысками ног. Препятствие… Вдохнуть и оторваться от земли. Оттолкнуться от упругой темноты и взмыть еще выше. Я бабочка… Я летаю… Мои крылья — обнаженная сталь. Сложить их. Стремительно рухнуть вниз. Первые двое упали, не успев издать ни звука. За ними вторые и третьи…
Я миновала коридоры резиденции. Быстро. Нанося подлые удары в спину. Они ведь тоже не гнушаются ими, так почему я должна проявлять благородство? Клинки, не мои, одолженные, выбивают снопы искр из стен. Я стою в конце коридора. Неотвратимая, неумолимая часть чего-то большего, что вершится сейчас в столице. Моя роль — Судья и Палач. И я играю ее превосходно!
Финишная прямая. Хранители на другом конце пристально вглядываются в меня. Защищая последний рубеж — готовы стоять намертво. Они никогда не были настолько близки к исполнению своего желания! Звать на помощь бесполезно — тьма, тонкой пленкой расползшаяся по стенам, не пропустит ничего.
Мы встретились посередине. Я жива, а они уже нет. Повисли кучей мяса на выросших из стен шипах. Обледеневая с тихим музыкальным звуком. Ласкающим слух. Эйфория от успеха кружит голову похлеще дорого вина.
До завершения — всего ничего. Припав к двери, слушаю тишину, проводя пальцем по завиткам узора. Внутренне собираюсь, как тарго, перед прыжком. Охота, вот что мне это напоминает. Ничего уже не важно, кроме того последнего вдоха, когда клыки сожмутся на шее добычи, одним движением челюстей перекусывая ее, и поток горячей крови заполнит рот. Чистая незамутненная капля удовольствия сильнейшего существа. Победителя! Все внутри у меня сжимается от предвкушения.
Недавно смазанные петли пропускают меня внутрь залы. Легкий прыжок на ложе — в ноздри ударяет тошнотворный запах мочи и пота.
— Ты пришла… — слабенький хриплый голос среди вороха одеял и подушек. Я словно налетела на невидимое препятствие, мчась на огромной скорости, но отведенную для удара руку не остановить. Лезвие, напитанное тьмой и льдом, вбивает обратно в глотку готовый вырваться крик.
Ну, вот и все. Можно в изнеможении рухнуть. И вздрогнуть, наткнувшись на тело. Болезненное любопытство заставило меня сесть и рассмотреть покойника. Его лицо, даже в смерти, не утратило спесивости. Почему?! Удар во впалую грудь. Кто дал тебе право?! Еще один. Ненавидеть тех, кто отличается от тебя?! Теперь двумя руками. И снова, и снова, давая волю запертым ранее, а теперь вырвавшимся из заточения, чувствам. Остановилась я тогда, когда нарезала одеяло на лоскуты, в пух разодрала подушки, а труп превратился в пустую игольницу. Последний штрих, и зала с хрустом покрывается льдом, скрывая мое безумство.