Ты будешь рядом
Шрифт:
– Затем, чтобы ты понял, что из себя представляет моя сестра.
Сказав это, Арнольд вышел, оставив Колина наедине с самим собой и обрывками далёкого прошлого. Для кого-то оно было далёким, а для Колина оно было буквально вчерашним днём. И это прошлое, из которого он планировал построить будущее, в настоящий момент ничего не стоило в руках обычного человека. Как могила, заброшенная и обветшалая. Для Колина же это была мечта. Уже неживая, но ещё не до конца остывшая, и так тяжело, так нереально было поверить в то, что она уже умерла. И ничего с этим нельзя было поделать.
Коллин попытался сделать то, о чём ему говорил
А вот дневник... Дневник он открыл очень бережно, словно он был из тончайшего хрусталя. И с опаской провёл пальцами по гладкой странице. С первых же слов дневника, Колин почувствовал, как по щекам заструились слёзы.
Слёзы радости. Это была его Лара. Он узнавал её в каждом слове, в каждом нелепом предложении. Он снова был с ней, снова любил, снова жил вместе с ней её жизнью. Когда Колин перевернул последнюю страницу, то почувствовал, что у него нет больше сил. Нет больше сил жить без неё.
И он начал читать всё с самого начала.
Арнольд заглянул к нему после обеда. Признаться, он очень волновался, ожидая увидеть, какую реакцию вызовет у Колина дневник откровений его невесты. Поймёт ли Колин её или осудит? Сейчас это был самый главный вопрос.
Коллин услышал, как дверь в комнату негромко распахнулась, а потом так же тихо вернулась на место. Арнольд стоял на пороге и в его глазах читался немой вопрос.
– Я никогда бы не подумал, что она так сильно меня любила, - сказал Колин, и в глазах его светилось какое-то особое чувство. Какая-то радость, восхищение, нежность.
– Она так сильно меня любила, моя девочка. А я так и не смог этого понять.
Арнольд прислонился плечом к стене и стоял молча, глядя как Коллин медленно раскачивается из стороны в сторону, прижав к груди дневник Лары.
– Расскажи мне о ней. Что с ней стало дальше, когда она поняла, что я не вернусь? Она вышла замуж? У неё есть дети? Она счастлива? Я могу увидеть её хотя бы издалека?
– На все твои вопросы я отвечу нет, Коллин.
– Почему?
– Потому что на них нет ответов.
– Разве с ней что-нибудь случилось? Что-то плохое?
– Этого я тоже не могу сказать. Ты так ничего и не понял. Но не расстраивайся, потому как этого не понял никто.
– Прекрати издеваться надо мной, Арнольд.
– голос Колина напоминал рычание затравленного зверя. Напряжение последних недель скопилось в один огромный шар и готово было вот-вот вырваться наружу. Все только и делали, как что-то от него скрывали. Он этого больше не вынесет.- Почему ты ничего не хочешь о ней рассказать?
– Потому что мне неизвестна судьба твоей невесты, Коллин. И никому не известна. Будущее никто не может предсказать. А будущее Лары начнётся примерно через двадцать минут.
Арнольд посмотрел на часы и впервые за много лет улыбнулся по-настоящему счастливой улыбкой. Он искренне боялся, что не доживёт до этого момента. Но даже на закате дней судьба иногда бывает благосклонной.
– Одно могу сказать тебе наверняка, Коллин. Она так и не смогла поверить в то, что ты не вернёшься. Она ведь обещала тебя ждать.
Часть 3
Одно мгновение - и ты снова рядом.
2375 г.
Я не считала, сколько дней прошло с той ночи, когда мы с Арнольдом сидели на крыльце нашего с Колином дома и говорили о том, как много мы значим друг для друга. Мы действительно, одна большая любящая семья, один организм. И если убрать одну её часть, вырвать какой-то, пусть даже самый маленький по размерам орган, рана всё равно будет кровоточить. А когда кровь засохнет, то на её месте всё равно останется уродливый шрам.
Однако тем не менее у каждого из нас была своя жизнь. Своя маленькая ячейка общества, за которую каждый из нас несёт ответственность, и к которой каждый день спешит домой, чтобы ласкать и быть обласканным.
Только у меня её не было. По крайней мере на этой Земле. И сердце упрямо не желало с этим смириться. Я ждала Колина, а рана по-прежнему кровоточила и не пыталась рубцеваться. Потому что я сама этого не хотела. Но как и всему в этой жизни, даже самой жестокой боли приходит конец. Всегда и во всём есть выход. Пусть даже не самый лёгкий. Пусть даже такой, в основе которого лежит пусть призрачная, но надежда. Это ведь моя жизнь, и я сделала свой выбор. Надеюсь, вы не будете меня строго судить.
В тот день, когда я пришла в центр, солнце светило особенно ярко, как будто искушая меня и вызывая острое чувство тоски. Но надежда в моей душе была сильнее и жарче далёкого мёртвого солнца. Поэтому я просто зажмурила глаза.
– Одна минутка, всего одна. И вы снова придёте в себя, - сказала девушка в светло-бежевом костюме.
– Не бойтесь, всё будет в порядке.
Я не боялась. Я верила, что всё будет хорошо. Прости меня, Арнольд.
Сейчас я закрою глаза, любимый. А когда открою, ты будешь рядом. Я ведь обещала тебя ждать.
И я закрыла глаза, чтобы погрузиться в глубокий сон, и внезапно почувствовала, как на всё тело буквально навалилась огромная тяжесть. Я потерялась ровно на три секунды, а после почувствовала, что не сплю. Кто-то звал меня по имени.
Я чувствовала такую усталость, словно пробежала несколько километров без остановки. Глазные веки не хотели подниматься, словно прилипли к глазам. Но сквозь ресницы я видела свет. Значит, нужно сделать усилие. Всего одно. Просто открыть глаза.
Веки мои задрожали, и, наконец, я смогла их разлепить. В комнате был полумрак, наверное специально, чтобы я не ослепла. Ещё некоторое время глаза мои привыкали к свету, а когда я наконец смогла различать окружающие меня предметы, первое, что я увидела, было лицо Колина, залитое слезами. Должно быть, это были слёзы радости, потому что губы его улыбались и что-то пытались мне сказать. Но я с трудом его слышала. Я открыла рот, чтобы спросить его о чём-то, но тут же закрыла его, потому что вместо слов оттуда вылетали ужасные неразборчивые звуки, похожие на мычание. Язык ворочался во рту с трудом. Всё тело словно онемело и отказывалось слушаться.
– Не переживайте, это нормальная реакция после искусственного сна, Лара. Через несколько часов вы почувствуете себя лучше.
– это говорила какая-то женщина, стоявшая у изголовья моего контейнера, и которую я поначалу не заметила.
Я так много хотела сказать, так много задать вопросов... От огорчения я заплакала, с ужасом представляя как должно быть отвратительно выглядит моё онемевшее лицо.
– Можно, я заберу её и вынесу на свежий воздух.
– спросил Коллин, и я заплакала ещё больше, услышав его голос, такой родной, такой долгожданный.