Ты для меня?
Шрифт:
Не помня себя от счастья, повисла на шее родителя, в который раз отмечая, какой же он у нее высокий и статный мужчина.
Даже для своих лет!
Сложно сказать, сколько времени простояли бы…вот так, но Станислав Юрьевич неистово протестовал, требуя товарища уделить внимания и его персоне.
— Костя, успеется еще с дочкой поболтать!
— Погоди-ка, Стас! — Нахмурился, осматривая Леру цепким взглядом, насквозь пронизанным родительским неодобрением. — Это что
О! Подобные нотки в его голосе были хорошо ей знакомы.
— Это твоя дочь.
— Не ерничай! С волосами, говорю, что?
— Не нравится?
— Нет! — Довольно строго. — Знаешь же, я за естественную красоту.
— Ой, пап…хоть ты не начинай, — вопреки их препирательствам, обняла его лишь крепче, — мне уже прилично за смену имиджа от Германа досталось! Сговорились что ли?
Последний на ее искреннее возмущение только фыркнул, и пожал плечами:
— Видишь ли, Мелкая…просто нам не все равно!
Посмотрела на Давыдова, и чуть вслух ни застонала. Толи алкоголь на него так раскрепощающее подействовал, стирая границы дозволенного, толи еще чего, но смотрел он в упор, и буквально пожирал ее взглядом.
Мамочки…точно всполохами пламени жадно прошлись по коже.
В жар бросало. И в холод одновременно. Кажется, у обоих мозг отключился, так как мгновение спустя, Герман произнес севшим голосом:
— Маленькая, иди ко…
Мне! Он хотел сказать, иди ко мне!
Только не успел. Их прервали. Самым наглым образом!
Дверь в кабинет распахнулась, пропуская внутрь сияющего лучезарной улыбкой Глеба.
— Дядь Костя! Мама сказала, что ты прилетел. Неужели, правда?
— Здравствуй, сынок! Здравствуй!
Отстранившись от дочери, мужчина крепко сжал парнишку в объятиях, похлопывая при этом по плечу.
— Как же я рад тебя видеть!
Когда приветствия были завершены, Глеб хотел обнять и Леру. Банально, по привычке. Но, замер в последний момент, устремив на старшего братца недовольный взгляд:
— Касаться-то ее теперь можно? — Не упустил возможности съязвить, намеренно поддев родственничка. — Или у тебя всякий раз разрешения спрашивать?
Давыдов на выпад младшего усташающе оскалился:
— Ну, попробуй. — Надменно хохотнул. — Только, предварительно убедись, что я хорошем расположении духа!
Заносчивый! Бесспорно. Но другого у нее не будет!
— Как интересно, — задумчиво протянул отец, наблюдая за Германом. — И по какой же такой причине, Глеб должен спрашивать у ТЕБЯ разрешения, чтобы приблизиться к МОЕЙ дочери?
— Ах, так вы женитесь? — С обманчивой нежностью в голосе подытожил отец немногословное, но довольно четкое заявление Германа.
И надо же было тому ляпнуть прямо в лоб, без предварительной подготовки всю правду-матку.
Мол, была она, батенька твоею доченькой, а очень скоро станет моей любимою женой. Спасибо, что вырастил красавицу, да воспитал!
Лера съежилась от насквозь пропитанного иронией голоса родителя.
Правда, только внутренне.
Внешне же, упрямо вздернула подбородок, и сильнее расправила плечи, попутно пихнув Глеба локтем в бок за гнусную провокацию. А судя по бесенятам, отплясывающим «джигу» в глубине его кофейных глаз, задал брату подобный вопрос он именно с этой целью. И теперь с наслаждением наблюдал, как Герман отдувается перед «старшими».
Вот ведь…зараза!
— Чисто из уважения к возрасту, и к тебе, Константин Владимирович, — не менее язвительно отозвался Давыдов, с трудом сохраняя вежливую улыбку на лице, — могу повторить!
Ой, зря…зря.
Константин Спирин — истинный лев. И по гороскопу, и по жизни. И по призванию.
Любой вызов принимает. Любой бунт подавляет. Свое защищает.
— Не утруждайся! — Вот теперь от стали в его голосе, даже Лере захотелось превратиться в обои. А Герман ничего. И бровью не повел. Достойные друг друга противники, ничего не скажешь. — Ты «Кавказскую пленницу» давно смотрел, сынок?
— Придаваться ностальгии времени нет! — Ответил, как отрезал ее мужчина, чеканя каждое слово. — Давненько.
— Напрасно! — Хмыкнул отец. — Ведь ответить тебе я планирую фразой одного из героев этой гениальной киноленты.
— …?
— Свадьбы не будет!
— Костя!
— Папа!
Возмущенный возглас Леры и Станислава Юрьевича, прозвучавший в унисон, эхом отразился от стен.
— Тихо!
— Цыц!
Так же, одновременно, рявкнули на них участники «задушевной» беседы.
— Похоже, я здесь лишний! — Явно забавлялся друг. — Но, мне пофиг! Хочу драку.
— Сплюнь, придурок!
Тем временем, Герман вновь сосредоточился на госте:
— Знаешь, Константин Владимирович, я давно уже вышел из того возраста, чтобы нуждаться в родительском благословении. Наставления, пожелания, указания, рекомендации…смело оставляй при себе. А дочь твоя…моя она! С потрохами.
— Ты ее не достоин.
— Я и сам это знаю!
— Тогда, мужиком будь. Отпусти.
— Нет!
— Почему?
— Люблю.
Отец загоготал. Зловеще. Устрашающе. И от этого смеха у нее поджилки затряслись, а сердце едва из груди ни выпрыгнуло.