Ты для меня?
Шрифт:
Ломало, как гребаного Щелкунчика!
— Глеб, приезжал регулярно — два раза в год. По первой, с родителями, а потом и один. Всегда находился рядом. Но, не ты! После…похорон мамы, я …тебя не видела.
Не в силах вынести ее испытывающий, полный неприкрытой боли взгляд, отвернулся.
— Прошло столько лет, а ты…даже не обнял, при встрече! — Ее голос дрогнул. — Равносильно пощечине, Герман!
— Довольно! — От напряжения на висках взбугрились вены. — Прошлого не изменить. Не оглядывайся назад.
В
— Не могу! Мне так не хватало тебя все эти годы!
— Лера…
Твою мать! Откуда столько нежности взялось в его осипшем голосе?
Давыдов сам себя шокировал. Осторожно убрал с ее лица упавшую прядь волос, заправив ту за ухо. Обрисовал костяшкой указательного пальца овал лица.
— Я просто вырос. — Неопределенно пожал плечами. — Тебе не приходило это в голову?
Лера усиленно пыталась сфокусировать на нем свой взгляд.
— Появились другие дела. Ответственность. Интересы.
— И…женщины. — Сокрушенно выдохнула Спирина.
— И женщины! — Вторил ей, подтверждая.
— Жаль. — Горько улыбнулась. — Я часто думаю, как бы сложилась моя жизнь, будь ты рядом — мой грозный, старший брат!
Герман отдернул руку, словно она его ужалила. В каком-то смысле, так и было. И от этого яда в крови, каменели мышцы.
Нашел в себе силы встать, и отойти на безопасное расстояние.
Чтобы, не придушить, нахр*н!
— Запомни уже, черт подери, раз и навсегда! — Чеканил каждое слово, буравя неистовым взглядом. — Вбей в свою прелестную головку — никакой я тебе не друг! Ни брат! Ни сват! Ни…муж! Ни старший! Ни грозный! Ни-бл*дь-какой!
Девушка вскочила на ноги, переступая через упавшее покрывало. Она все еще была в своем греховном умопомрачительном платье.
Щеки полыхают. Глаза горят. Руки сжаты в кулаки.
Ни капли страха не прослеживалось на лице. Лишь, протест. В несколько шагов, она преодолела разделявшее их расстояние, и теперь стояла так близко! Слишком близко!
— Мне плевать на твои слова! — Гневно зашипела Лера. — Я для тебя ничего не значу? Чужая? Пусть так! Но, ты для меня значишь, и очень многое! Ты по-прежнему дру…
— Заткнись, Лера!
Спирина, не особо церемонясь, ударила его ладошками в грудь:
— Сам, заткнись, Герман! Заткнись, и слушай!
От ее дерзости и ярости в жилах воспламенялась кровь! По венам точно расплавленная лава текла.
— Годы потеряны, понимаешь? Я ничего от тебя не требую. Ничего не прошу. От моих слов ничего не изменится, и я этому, даже рада. Пусть, для тебя Спирина Валерия и умерла. Для меня же, Давыдов Герман будет жить вечно! В моей душе! В моем неадекватном искореженном мире. Он все еще, мой грозный старший брат! Никто не заставит меня, его забыть! Никто не заставит его разлюбить! А любой, кто попытается, клянусь, получит от меня по морде! Даже, если это будет он сам!
Разум помутился. От мгновенно взревевшего пульса, потемнело
Как у маньяка, настигнувшего жертву!
Поддавшись порыву, намотал ее шелковистые волосы на кулак. Уткнулся носом, вдыхая их аромат.
ЧИСТЕЙШЕЙ. ВОДЫ. БЕЗУМИЕ.
Слегка оттянул назад, заставляя смотреть в глаза. Выдержав паузу, прохрипел возбужденно:
— Знаешь…это была самая ох*енная угроза в моей жизни!
Она улыбалась! Его трясло, а девчонка улыбалась!
— Наконец-то…ты обнял меня, Гера.
Мужчина сокрушенно застонал, не в силах более противиться.
Да, маленькая!
Оставив в покое ее шевелюру, стиснул в объятиях еще крепче. Наклонился, вынуждая соприкоснуться лбами:
— Похоже на то…
Валерия трепетно коснулась ладошкой его щеки. Обвела контур носа. Очертила губы. Понимая — еще секунда, и слетит с катушек, перехватил девичье запястье.
— Пора укладываться спать. Завтра тяжелый день. Давай-ка, уноси отсюда свои «полевые сборы».
— Посидишь со мной?
Кивнул, чувствуя, как тонет в зелени ее глаз.
— Уйду, когда уснешь.
— Хорошо.
— И, Лера…это, совершенно ничего не значит. Ничего не изменит.
— Я догадываюсь.
— Завтра все будет, как прежде.
— Завтра будет гораздо хуже. Вспоминая сегодняшний вечер, я сойду с ума от стыда!
— Еще бы.
Это не ты. Море алкоголя, и виагра.
Вопреки здравому смыслу, не спешил отпускать на свободу. Рука, обнимающая ее, превратилась в сталь.
— Идем? — Выдохнула она.
— Идем, — ответил, не двигаясь с места.
— Отпустишь меня?
— Обязательно.
Ноль реакции. Тело точно протестовало.
— Герман?
Встрепенулся, избавляясь от наваждения. Отступил назад.
Рассеянно улыбаясь, Лера подняла с пола покрывало, схватила с кушетки подушку, и зашла в дом. Давыдов подождал несколько секунд, выравнивая сбившееся дыхание, и двинулся следом. К его появлению она уже успела улечься в постель, и укутаться в мягкости одеяла.
— Ты пришел!
— Я обещал.
Осторожно присел на край кровати. Валерия тут же поспешила крепко вцепиться в его ладонь. Столь сильно, что острые коготки впились в кожу. От легкой боли, дрожь прошла по телу.
Маленькая ручка в его большой руке.
Смотрелось так правильно. Так гармонично. От нахлынувшей нежности, стало не по себе.
Нельзя давать слабину. Нельзя. Понимаешь же, что она способна вывернуть тебя наизнанку? Разрушить все, что дорого. Все, что имеет смысл. Цена неоправданно высока!