Ты должна была знать
Шрифт:
– Я бы тоже одна не справлялась, будь у меня несколько детей, – заверила Грейс. – С единственным ребенком проще.
– Может, мне тоже записать Селию на уроки игры на скрипке? – произнесла Аманда.
Сестры-близнецы Селия и Пайпер обе были в четвертом, но учились в разных классах. Как выяснилось, одноклассницей Мигеля была Пайпер.
– Куда ездите заниматься? – полюбопытствовала Аманда.
Грейс едва удержалась от соблазна ответить, что не важно, где Генри учится музыке – его учитель в любом случае не станет давать уроки десятилетней девочке, ни разу не державшей в руках скрипку, и ему будет глубоко безразлично, кто ее родители и сколько у них денег. Наставник Генри, язвительный и депрессивный старик лет семидесяти, родом из Венгрии, согласился обучать мальчика только после чрезвычайно
– Учитель живет на Западной Сто четырнадцатой улице, – ответила она, и это тоже была чистая правда.
– А-а, – разочарованно протянула Аманда. – Далеко.
– Обожаю Генри, – объявила Салли. – Такой вежливый, при встрече всегда здоровается… А до чего хорошенький! Мне бы его ресницы. Видела, какие у Генри ресницы? – обратилась она к Сильвии.
– Э-э… не обращала внимания, – улыбнулась та.
– Ну зачем мальчикам красивые ресницы? Так нечестно! Тратишь бешеные деньги на наращивание, а Генри Саксу только моргнуть достаточно!
– Д-да… – нерешительно протянула Грейс. Кажется, Салли хотела похвалить Генри или, что более вероятно, сделать приятное Грейс, однако комплимент прозвучал неуместно и немного вульгарно. – Пожалуй, ты права, – наконец выговорила она. – Я как-то не задумывалась… Но, когда Генри только родился, помню, что заметила – ресницы у него длинные…
– У нее длинные ресницы, – вдруг проговорила Малага Альвес и кивнула на дочку, лежавшую у нее на коленях. Малышка спала, и было хорошо видно, что ресницы у нее действительно довольно длинные.
– Красивая девочка, – сказала Грейс, радуясь возможности сменить тему. Благо все родители считают своих младенцев самыми хорошенькими. – Как ее зовут?
– Элена, – ответила Малага. – В честь моя мать.
– Чудесное имя, – проговорила Грейс. – А теперь извините, мне пора. Мой мальчик с длинными ресницами расстраивается, когда из-за меня опаздывает на занятия. Всем пока. – Грейс повернулась к двери. – Увидимся в школе или… в субботу! Уверена, аукцион пройдет превосходно!
Набросив сумку на плечо, Грейс направилась к двери.
– Подожди секунду, я с тобой, – окликнула Сильвия.
Утешало то, что Грейс хотя бы находила Сильвию самой приятной женщиной из всех собравшихся. Однако в коридоре ее ждала безо всякого энтузиазма. Захлопнув за собой дверь, обе остановились на крыльце и переглянулись.
– Ничего себе, – покачала головой Сильвия.
Грейс, может, и согласилась бы, но не знала, к чему именно относится комментарий, поэтому ничего не ответила. Просто спросила:
– В школу пойдешь?
– Да, на очередную встречу с Робертом. Наверное, уже сотую по счету. Удивляюсь, как про нас до сих пор сплетни не распустили.
Грейс улыбнулась. Роберт был директором школы Реардон. Когда он вступил в брак с многолетним партнером, арт-директором небольшого театра, это была одна из первых гей-свадеб, освещенных в колонке «Таймс» «Обменяйтесь кольцами».
– По какому поводу встречаетесь? Обсуждаете, что делать с Дейзи? – спросила Грейс.
– Да, повод всегда один и тот же. Переводить ее в следующий класс, и если да, то в какой? Что для ребенка полезнее – тригонометрия с десятиклассниками или основы гигиены с пятиклассниками? Пропустить введение в биологию и сразу перейти к углубленной химии или и дальше изучать социологию вместе с седьмым классом? Ужасно утомительно! Все понимаю – жаловаться не имею права. Знаю,
Вместе они зашагали на запад к Лексингтону, потом направились в сторону центра. Сильвия не заметила, как брошенные мимоходом слова больно кольнули Грейс. Генри, как и Дейзи, был единственным ребенком, и Грейс тоже чувствовала, что скоро его детство закончится. Она по-прежнему видела в нем Генри-ребенка, а иногда даже Генри-малыша, но скоро, слишком скоро он превратится в подростка, и Грейс это понимала. То, что других детей у нее не было, делало предстоящее отдаление еще более трудным и болезненным. Когда Генри выйдет из-под ее опеки, Грейс снова почувствует себя бездетной.
Конечно, они с Джонатаном с самого начала не планировали ограничиться одним ребенком. Теперь Грейс понимала, что понапрасну растратила драгоценное время, когда Генри был маленьким, – беспокоилась, «потянут» ли они второго. Потом Грейс пыталась лечиться от бесплодия, но Джонатан, как онколог, после полудюжины не принесших результата циклов кломида заявил, что в интересах собственного здоровья жена должна отступиться. Со временем Грейс привыкла к «Генри-центрическому» устройству семьи. Но, как и с любой семейной конфигурацией в Нью-Йорке, здесь были свои подводные камни. Если семьи с двумя детьми считались идеально сбалансированными, а родители трех и более заслуживали уважения как сделавшие воспитание детей своим призванием, то папы и мамы единственного ребенка должны были испытывать гордость особого рода. Считалось, что надо давать окружающим понять – их идеальное чадо требует усиленного внимания, усилий и забот. Это настолько выдающееся дитя, что необходимость в пополнении семейства попросту отпадает. Неординарный ребенок один способен дать миру намного больше, чем несколько обыкновенных, заурядных детей. У родителей единственных сыновей и дочерей была раздражающая привычка представлять отпрысков с таким видом, будто знакомство с ними – огромная честь. Грейс давно уже была знакома с этим феноменом. Вместе с лучшей подругой детства Витой они как-то раз даже сочинили о нем песенку. Приливу вдохновения немало способствовал коктейль «Банка скорпионов», которым они угощались в одном из ресторанов Кембриджа, штат Массачусетс. Мелодию позаимствовали из известного мюзикла «Bye, Bye Birdy»:
Один прекрасный ребенок, Ему все вниманье с пеленок, Зачем вам второй или третий? Никто вас не отвлекает, Никто вам не помешает, К чему вам другие дети?..Грейс, конечно, и сама была единственной дочерью в семье. Впрочем, родители и не думали ее превозносить или баловать излишней заботой. Наоборот, Грейс частенько чувствовала себя одиноко… вернее, она всегда была сама по себе. Дома, летом у озера, один на один с папой и с мамой. Битвы за власть и сложные отношения братьев и сестер всегда интриговали Грейс. Иногда в огромной квартире Виты на Западной Девяносто шестой улице она просто замирала в коридоре, слушая шум и непрекращающиеся споры троих братьев подруги. Такой должна быть настоящая семья, думала Грейс. Своя собственная начинала казаться неправильной. Грейс хотела, чтобы у Генри были братья и сестры, друзья на всю жизнь, но, увы, ничего не получилось.
А теперь Грейс осталась без Виты. Не в том смысле, что подруга умерла, – нет, конечно! И все же дружбе пришел конец. Вита всегда была рядом – доверенное лицо, верная соратница, соседка по разваливающемуся дому на Централ-сквер (в буквальном смысле разваливающемуся – он даже покосился). Там подруги снимали квартиру, будучи старшекурсницами. Грейс училась в Гарварде, Вита – в Тафтсе. На свадьбе Грейс Вита была главной подружкой невесты, но после свадьбы отдалилась, пропала с горизонта, оставив ее в окружении фальшивых друзей. Да и тех было немного. Даже столько лет спустя Грейс слишком грустила, чтобы злиться, и слишком злилась, чтобы грустить.