Ты и сам все знаешь
Шрифт:
— Доброе утро, Аэр, — моему удивлению не было предела. А как же каша с комочками? Разве не я должна накормить ребёнка? На столе стояли две чистые тарелки с приборами и симпатичные чашки.
Мальчик кивнул, взял в обе руки тяжёлую сковородку, спрыгнул на пол и разложил яичницу по тарелкам.
— Какао? — ребёнок замер передо мной с дымящейся туркой.
— Да, пожалуйста, — протянула чашку. Глупо, наверно, я выглядела с открытым ртом и хлопающими ресницами. Аэр с трудом сдерживал улыбку, а затем звонко рассмеялся.
— Ты разговариваешь! —
— Ты тоже, — передразнил мальчик.
— Но почему ты молчишь при отце?
— Так проще, Эйри. Говорить о чувствах сложнее, чем показывать яркие картинки.
— А Даррет знает, что ты умеешь пользоваться плитой? — пригубила безумно вкусный какао.
— Нет, пусть это будет нашим секретом, хорошо? — фантастически синие глаза очень внимательно изучали меня.
— Не понимаю, что в этом такого?
— Тогда папа будет чувствовать себя ненужным. Не хочу, чтобы он расстраивался. Пока готовит кашу, завязывает мне шнурки или помогает одеться, он ненадолго забывается.
— Ты поэтому ложишься спать с ним рядом?
— Да, тогда моя потребность в нём проявляется сильнее всего, — ответил Аэр.
Странно наблюдать за ребёнком, который выглядит умнее и проницательнее многих взрослых. Сложно перебороть противоречивые чувства. С одной стороны обманывать Даррета некрасиво, он имеет право знать больше о своём сыне. С другой…
— Эйри, мы не такие, как все. Простым людям нелегко нас понять. Отец пытается, но он ещё не готов.
— Ты решил за него?
— Нет, он сам в глубине души хочет, чтобы я дольше оставался обычным ребёнком, но я никогда не был обычным. Так же как и ты.
— А тебе самому не хочется побыть ребёнком?
— Теперь хочется, когда ты рядом.
— Ты понял это вчера?
— Когда увидел, как папа меняется в твоём присутствии, он перестаёт жалёть меня и тосковать. Останься с нами, пожалуйста. Ты нужна нам обоим, — во взгляде малыша читалась мольба, и я почувствовала себя очень гадко.
— Всё сложно, Аэр.
— Объясни, я пойму!
— Даже не сомневаюсь, но нет. Если задержусь здесь, у вас могут быть неприятности.
— Как знаешь, — холодно ответил ребёнок и внезапно предостерёг: — Только будь осторожна, заглядывая в будущее, ты не замечаешь, как к тебе подкрадывается прошлое, — мальчик шумно хлебнул какао и грустно улыбнулся.
Не стала спрашивать, что он имеет ввиду. На этот счёт у меня собственные соображения.
Оставшуюся часть завтрака провели в гнетущей тишине, нарушаемой лишь перестуком вилок о тарелки.
Аэр выглядел удручённым после моего ответа, и стал больше походить на обиженного ребёнка. Было ли так же со мной в детстве? Уже и не вспомнить. Образ матери с каждым годом становился всё карикатурнее в моей голове. Чрезмерно весёлая, вечно молодящаяся женщина. Она не боялась меня, но стремительно отдалялась с каждым годом, пока наше общение не ограничилось редкими открытками с достопримечательностями Тимерники и парой скупых строк. Она даже оставила свой номер телефона и адрес, на случай если я буду в тех краях.
И вот я здесь и не тороплюсь звонить родительнице.
— Аэр, научишь пользоваться вашим аппаратом? — заискивающе попросила ребёнка. Он на миг просветлел и рассеяно кивнул.
Пока рылась в чемодане в поисках сумки, мальчик раскрыл передо мной справочник с кодами регионов для Ной Арка.
— Куда ты будешь звонить?
— Линнеркут, штат Энза.
Ребёнок водил пальцем по длинному списку номеров местных подстанций, пока не остановился на одной:
— Эта! Должны соединить. Звонишь и называешь номер телефона, они уже сами выполнят дозвон.
Аэр оставил мне справочник и вернулся на кухню. Слышала, как он переставил скамейку к раковине, а затем включил воду и начал мыть тарелки. Сердце сдавило горькое чувство. Пусть он и псионик, но всё равно совсем маленький. Жизнь поступила с ним очень несправедливо, лишив матери и заставив ускоренно взрослеть.
Вздохнув, подняла деревянную крышку под которой прятался тугой барабан и набрала код коммутатора. Телефонистка монотонно поприветствовала меня и попросила уточнить город, после чего я продиктовала ей номер.
— Принято ждите.
В трубке раздалось шипение, и через некоторое время мне ответил мужской голос:
— Остинс и Кервейд, частная юридическая фирма слушает.
— Извините?
— Что вы хотите мэм. Мы предлагаем услуги ведения бракоразводных процессов, составление завещаний, тяжбы со страховыми.
— Это не 5-5-1-9-7-4?
Послышалось невнятное ругательство, а затем уставший голос, как можно более сдержанно ответил.
— Нет. Лечебница Хейвенс Мёрси дистрикта Линнеркут сгорела пять лет назад. Теперь этот номер числится за нами, всего хорошего.
Протяжное шипение.
Хейвенс Мёрси?
Вновь позвонила на коммутатор и попросила ещё раз соединить с Линнеркутом. В этот раз четко и старательно произносила каждую цифру. Какое-то недоразумение.
— Остинс и Кервейд, частная юридическая фирма слушает.
— Извините, это точно 5-5-1-9-7-4?
— Снова вы? — раздражённо спросил мужчина.
— Простите это очень важно…
— Да, это точно 5-5-1-9-7-4, что-то ещё?
Неприятное чувство разливалось в желудке. На всех открытках был указан один и тот же номер вместе с домашним адресом.
— А по какой улице находилась эта Хейвенс Мёрси?
— Оувенлесс двадцать семь, корпус три. Всего хорошего, — юрист повесил трубку, не желая более тратить на меня время.
Поднесла к глазам веер красочных открыток с написанным от руки адресом Оувенлесс двадцать семь, корпус три. Кто тогда писал мне всё это время? Что случилось с моей матерью и отчимом? Во рту пересохло, а руки задрожали. На одной из глянцевых картинок красовалось новенькое чистенькое здание с красивой кованой табличкой: