Ты и я
Шрифт:
— Не хочет ли она снова? — спросила Тото, прильнув головкой к его плечу и заглядывая ему в лицо смеющимися глазами. — Я покажу ей дорогу.
Она взяла руку Ника и прижала ее к своему сердцу. Он чувствовал у себя под ладонью маленькую грудь, которая трепетала, как птичка, пытающаяся вырваться. Мысль о том, какая Тото еще юная, вдруг больно кольнула его. От острого чувства стыда он готов был возненавидеть себя.
Он сказал очень ровным голосом:
— Я не имел права целовать вас, Тото! Я не имел права приходить сюда…
Он поцеловал ее еще раз и ушел, не дав Тото опомниться.
Прижавшись лицом к замерзшему оконному стеклу, Тото ждала, чтобы он вышел на улицу; все еще шел снег, ветер, подхватывая его, гнал вперед сверкающие смерчи, но и сквозь эту пелену взор Тото нашел то, что искал, — высокую фигуру, которую он и провожал до тех пор, пока она не скрылась за снегом от глаз… даже самых любящих.
Она отошла тогда от окна и приложила обе ладони к пылающим щекам — к лицу, которое Ник поцеловал, к которому он прижимался своим лицом, так что она ощущала прохладную шероховатость его щеки. Так вот она, любовь! Радоваться даже дыханию любимого! Всем существом желать, чтобы сильные руки кольцом охватили тебя и сжали до боли!
Она вдруг заметила у себя на губе трещинку. Она на цыпочках, чтобы не разбудить Скуик, выбралась из комнаты в спальню, зажгла свет и подбежала к зеркалу: эта крошечная трещина — след поцелуя Ника, последнего поцелуя, когда он так впился в ее губы, что она чуть не вскрикнула, а все-таки не вскрикнула, чтобы не оборвать поцелуя!
Тото улыбнулась самой себе в зеркало, улыбкой застенчивой и ликующей юности, и мягко сказала вслух:
— Ник, его печать.
И она продолжала вспоминать; вся трепеща, пока холодная комната не засияла огнями, не наполнилась чудесными ароматами.
"Через полгода мы обвенчаемся"…
До того чудесно, что почти невероятно, а все же это так. Через полгода она будет совсем принадлежать Нику, а он ей — и она будет целовать его, когда захочет, будет постоянно болтать с ним, они будут всегда вместе.
Она упала на колени возле своей маленькой жесткой кровати.
"О, научиться бы стать совсем-совсем хорошей, чтобы Ник мог любить меня еще сильней! Научиться любить его так, как ему хочется быть любимым! Чтобы мы были счастливы всегда-всегда!"
Она долго еще стояла на коленях, отдаваясь воспоминаниям, от которых дыхание учащалось и сердце билось быстрее.
Скуик, войдя, так и застала ее.
— Тото, крошка, уж не больна ли ты?
Тото вскочила на ноги.
— Тебе нельзя сюда, здесь слишком холодно. Идем назад. Хорошо в тепле, правда? О, Скуик, случилась самая изумительная вещь на свете! Ник любит меня. Мы обвенчаемся через полгода… как только он получит развод. Пока он женат, понимаешь?
— Женат… развод… — пролепетала Скуик. — Но, Тото… — запротестовала она и закашлялась.
Тото опустилась подле нее на колени, обнимая ее за плечи. Когда приступ кашля кончился, она опустила головку на грудь Скуик.
— О, дорогая, порадуйся за меня. Хорошо это или дурно — об этом я не думаю. Мы с Ником нашли друг друга — все остальное неважно. Не существует.
Скуик гладила ее по головке. Скуик шепотом задавала вопросы. Отказать в чем-нибудь Тото всегда было для нее непосильной задачей. Могла ли она теперь отказаться разделить с ней ее радость?
Она забыла суровые правила, в которых была сама воспитана, увлеченная энтузиазмом Тото. Конечно, Ник необыкновенно красив! Конечно, он — молодой Бог, сошедший на землю! Конечно, он обаятелен, и, конечно, он — единственный во всем мире — предназначен для Тото!
— Он придет завтра и каждый день будет приходить! — восклицала Тото.
— Каждый день! — как эхо, повторяла Скуик. Когда Скуик улеглась, когда обе они улеглись, То-то в темноте прокралась опять в гостиную.
Остановилась, хрупкая и легкая, как призрак, у окошка и прошептала:
— Милое окошечко, у которого мы поцеловались в первый раз, спокойной ночи!
Глава XVII
"Я могу освободиться, я заставлю Алтею дать мне свободу", — твердил про себя Темпест, возвращаясь домой под слепящим глаза снегом, и в душе у него разыгрывалась буря.
В один миг разлетелись принятые решения, и он, как соломинка, отдался силе ветра.
Куда прибьет его ураган?
В душе сейчас заговорило все, что в ней было лучшего, самого нежного, самого бескорыстного; все неисчерпанные запасы любви он хотел излить на Тото, служить ей опорой и защитой.
Она ответила на его чувство, о чем он и не мечтал никогда. Она так щедро давала — на это способна лишь молодость, которой только и хочется давать, давать как можно больше.
Тото в любви своей нетронутая, едва проснувшаяся. Ее поцелуи, как весенние цветы, такие же нежные, такие же пьянящие. Он еще слышит ее шепот: "Целуй, целуй еще…"
Он шел по снегу, ничего не замечая вокруг, полный воспоминаниями о Тото.
И такая чудная крошка вошла в его искалеченную жизнь! Он до боли остро почувствовал собственное ничтожество.
Он освободится. Теперь это вопрос формальностей, соглашений, уступок.
Лучше, пожалуй, немедленно выехать в Англию. Или предоставить своему адвокату carte blanche? Или написать отцу?
В случае надобности можно выхлопотать у папы согласие на расторжение брака. Не может же Алтея быть столь нечеловечной? Теперь она старше и, верно, терпимее. Война разрушила тысячи религиозных предрассудков, которыми дурачили моралистов.