Ты кем себя воображаешь?
Шрифт:
— Кто-то трогал эти вазы?
— Ну конечно. Как только ты уходишь на работу, я бросаюсь к камину и принимаюсь их возить туда-сюда.
— Я про Анну. Ты, случайно, ей не позволяла их трогать?
Патрику не нравилось, когда она говорила о вазах с недостаточной серьезностью.
Он думал, что она не ценит их дом. Он не знал, но, может быть, догадывался, что Роза сказала Джослин, когда та первый раз пришла в гости и они встали там же, где Роза стояла сейчас, глядя сверху вниз на гостиную.
— Вот как сын владельца универмага представляет себе роскошь.
От такого предательства
Но если бы она не знала никаких других людей, если бы не нахваталась всякого от Джослин — разве дом тогда разонравился бы ей? Да. Она в любом случае начала бы к нему охладевать. Когда какие-нибудь гости приходили к ним впервые, Патрик всегда устраивал экскурсию по дому, показывая люстру, гостевой санузел со встроенными светильниками, расположенный в прихожей, просторные гардеробные и двери с жалюзи, выходящие на внутренний дворик. Патрик так гордился домом, так старался подчеркнуть его мельчайшие преимущества, словно это он, а не Роза вырос в нищете. Розе с самого начала не нравились эти экскурсии; она молча плелась следом за гостями или отпускала уничижительные реплики, которые Патрику не нравились.
Потом она вообще начала оставаться в кухне, но все равно слышала голос Патрика и знала наперед каждое слово, которое он скажет. Она знала, что он подтянет кверху портьеры в столовой и укажет на небольшой фонтан с подсветкой, поставленный им в саду, — фигура Нептуна с фиговым листком. Роза точно знала, что сейчас услышит: «Вот наш ответ на новое модное поветрие — бассейны на участках пригородных домов!»
Искупавшись, Роза потянулась за бутылочкой, как ей показалось, детского масла. Прозрачная жидкость потекла по грудям и животу, кусаясь и обжигая. Роза посмотрела на этикетку и увидела, что это вовсе не детское масло, а растворитель лака для ногтей. Она смахнула с себя жидкость, облилась холодной водой и принялась отчаянно тереться полотенцем, думая о загубленной коже, больнице, пересадке, шрамах, заслуженной каре.
В дверь ванной зацарапалась дочь — сонно, но настойчиво. Роза на этот раз заперлась, хотя обычно, принимая ванну, не запиралась. Она открыла дверь.
— Ты спереди вся красная, — сказала Анна, взгромождаясь на унитаз.
Роза нашла детское масло и стала мазаться, чтобы унять раздражение кожи. Она перестаралась, вылила на себя слишком много и посадила жирное пятно на новый лифчик.
Она думала, что Клиффорд напишет ей с гастролей, но он не написал. Вместо этого он позвонил из Принс-Джорджа и заговорил очень деловито:
— Когда ты попадаешь в Пауэлл-Ривер?
— В четыре.
— Хорошо. Значит, садишься на автобус, или что у них там, и едешь в город. Ты там когда-нибудь бывала?
— Нет.
— Я тоже нет. Я только знаю название нашей гостиницы. Но там тебе ждать нельзя.
— А может, на автовокзале? В любом городе есть автовокзал.
— Хорошо, значит, на автовокзале. Я тебя оттуда заберу — наверно, часов в пять, — и мы тебя поселим в какую-нибудь другую гостиницу. Я очень надеюсь, что в Пауэлл-Ривер их больше одной.
Коллегам по оркестру он собирался сказать, что проведет эту ночь у знакомых, живущих в Пауэлл-Ривер.
— Я могу пойти послушать, как ты играешь, — сказала Роза. — Можно ведь?
— Да. Конечно.
— Я очень незаметно проберусь. Сяду в последних рядах. Переоденусь старушкой. Я очень люблю слушать, как ты играешь.
— О’кей.
— Ты не возражаешь?
— Нет.
— Клиффорд?
— Да?
— Ты по-прежнему хочешь, чтобы я приехала?
— Ох, Роза.
— Я знаю. Просто у тебя голос какой-то такой…
— Я в холле гостиницы. Меня ждут. Они думают, что я разговариваю с Джослин.
— Хорошо. Я знаю. Я приеду.
— Пауэлл-Ривер. На автовокзале, в пять часов.
Это было совсем не похоже на их обычные телефонные разговоры.
Обычно их слова звучали жалобно и глупо; или они заводили друг друга так, что вообще не могли разговаривать спокойно.
— Мне дышат в затылок.
— Я знаю.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— А о чем?
— У вас там туман?
— Да. А у вас тоже туман?
— Да. Ты слышишь туманную сирену?
— Да.
— Правда, ужасный звук?
— Меня он не раздражает. Даже чем-то нравится.
— Джослин его ужасно не любит. Знаешь, как она его называет? Звук вселенской тоски.
Поначалу они вообще избегали упоминать о Патрике и Джослин. Потом говорили о них отрывисто, деловито, словно те — взрослые, старшие, которых надо обхитрить. Теперь же упоминали их почти нежно, с любовью, как родители — детей.
Автовокзала в Пауэлл-Ривер не обнаружилось. Роза села в аэропортовский микроавтобус с четырьмя другими пассажирами (все мужчины) и сказала водителю, что ей нужно на автовокзал.
— Вы знаете, где это?
— Нет, — ответила она.
Она уже чувствовала, что все взоры обратились на нее.
— Вы хотели пересесть на автобус?
— Нет.
— Просто вам нужно на автовокзал?
— У меня там назначена встреча.
— Я понятия не имел, что здесь есть автовокзал, — встрял один из пассажиров.