Ты любил меня за мои слабости
Шрифт:
— Эмми, — начинает Канье, но я обрываю его.
— Нет, пожалуйста, Канье. Не начинай. Я уже говорила тебе свой ответ сто раз, и он не изменился.
На лице Канье отображается разочарование, как и всегда.
— Сколько раз я должна тебе повторить, что я не та Эмили, в которую ты влюбился.
— Тогда покажи мне новую Эмили. Я тоже буду ее любить. Какую бы маску ты ни носила, я буду любить их все, — твердо заявляет Канье.
Мой рот раскрывается, глаза расширяются. Когда же он сдастся?
Канье должно быть увидел вопрос на моем лице, потому что он ответил за меня.
— Я никогда не сдамся, Эмми. Не думай, что я не могу
Я отдергиваю руку от ожерелья, даже не осознавая, что держу его, чтобы выдержать этот разговор. Глаза печет, но я не хочу плакать. Я понятия не имею, что сказать, как его удержать. Я решаю сказать правду. Я понятия не имею, что еще делать.
Я поднимаю руки вверх.
— Я больше недостаточно хороша для тебя. Я даже не могу улыбнуться, не говоря уже о том, чтобы снова смеяться. Ощущение счастья — это гребаное чудо для меня. Ты хочешь этого? Хочешь всю оставшуюся жизнь видеть рядом с собой подавленную женщину? Я не та веселая, счастливая, свободолюбивая Эмили, в которую ты влюбился. Тебе стоит понять, что пора двигаться дальше.
— Никогда. Я вижу ее каждый раз, когда захожу в этот дом, и ты смотришь на меня, как раньше. Я вижу ее, прямо сейчас, пытающуюся защитить меня, человека, которого ты любишь. Что бы ни крутилось у тебя в голове по поводу того, что ты недостаточно хороша для меня или пытаешься дать мне лучшее будущее, это все неправильно, Эмми. Я вижу, что это займет больше времени, чем я думал, чтобы ты поняла, что я никуда не уйду, независимо от того, какие слова ты мне говоришь. Я был здесь двенадцать лет назад. Я здесь, и я буду сражаться за тебя до самой своей смерти.
Канье делает два шага и целует меня в висок. Я оцепенела от его решительных слов, а теперь я окаменела от его прикосновений.
— Увидимся завтра, Эмми, — тихо говорит Канье и выходит из дома.
Я остаюсь смотреть на столешницу на кухне, пытаясь вспомнить, всегда ли он был таким упрямым?
Да, да, всегда.
Сегодня суббота, и я еду в дом родителей Эмми и Джейка на барбекю. Джейк и Лили возвращаются обратно, в Австралию, на этой неделе, поэтому родители, Кен и Барб, собирают всех вместе перед их отъездом. Джейк привозит Лили каждые несколько месяцев. Обычно они остаются только на неделю, но каждый раз, уезжая, они надеются остаться хотя бы на месяц в следующий раз. Я понимаю, что Лили тяжело находить вдали от ее старого дома слишком долго. И я не могу винить ее за это: воспоминания, должно быть, та еще пытка.
Я выпрыгиваю из своего грузовика и оглядываюсь по сторонам. И наконец нахожу именно то, что ищу — машина
Я прохожу в дом, и мое сердце замирает. Я опираюсь на стену, потому что колени перестают меня держать. Мягкий, мелодичный, женский смех, который я слышал долгие пять лет лишь во сне, пронесся мурашками по телу. Я прислоняюсь к стене и опускаю голову, зажмурившись. Моя Эмили. Беззаботный, красивый смех моей Эмили. Мой разум сейчас, как американские горки: всплывают воспоминания о каждом разе, когда она улыбалась мне, словно я — это всё, что в этом мире ей нужно. Мои глаза начало щипать, а тело затрясло. Я должен взять себя в руки.
— Канье?
Моя голова поднимается от звука ее прекрасного и сладкого голоса, которым она произнесла мое имя. Ее рука опускается на моё плечо. В то время как другая ее рука держит малыша. Ее глаза всматриваются в меня с любопытством. Я быстро выпрямляюсь, но тут же жалею об этом, так как ее рука падает с моего плеча.
— Все в порядке? — спрашивает она.
Я хочу сказать «нет», все не в порядке, потому что я все еще сплю один по ночам, мечтая о том, чтобы она почувствовала себя хорошо, мечтая о том, чтобы притянуть ее к своему телу и бороться со всеми ее демонами вместо нее.
Эмми смотрит на меня с тем же пустым выражением лица, но ее глаза выдают ее. Каждый раз, когда они скользят по моим чертам лица, желание и необходимость вспыхивают в них. И я напоминаю себе, почему я до сих пор делаю это: борюсь за нас в одиночку. Эмми, может, и не осознает этого, но она борется за себя, и я вижу, что эта борьба забирает все ее силы. Меня хватит на нас обоих. Я лишь хочу, чтобы она поняла это и впустила меня.
Малыш на ее руках начинает плакать и Эмми переводит взгляд на ребенка и начинает ворковать. Черт. Вот, что я слышал. Ее воркование, а не смех. Не то, чтобы это имело значение. Но все же, это один шаг вперед. Она держит ребенка и утешает его. Несколько месяцев назад Эмми вообще отказалась бы держать ребенка.
— Все хорошо, Джейкоб. Мамочка несет тебе бутылочку. Ты ее получишь, малыш.
Ребенок тут же прекращает плакать и пытается дотянуться до лица Эмми. Я понимаю, дружище. Она красивая. Я замер, чтобы просто смотреть на нее.
— Это сын Карли, — заявила она.
Карли — подруга Эмми со времен школы и колледжа. Она сблизилась с Кеном и Барб, пока Эмми не было. Сейчас она замужем, у нее есть дочь София, которой три года, и я слышал, что недавно она родила еще одного ребенка.
Я киваю и целую свою девушку в висок. Она не сопротивляется и не напрягается. Прошло уже около двух недель после нашего приключения в магазине. Эмми очень старалась игнорировать меня и наши разговоры, кроме телефонных звонков. Она знает, как важны они для меня. Они нужны мне в конце каждого дня, как воздух. Мне необходимо знать, что она в безопасности и хорошо себя чувствует перед тем, как я усну.
Я постоянно напоминаю ей, что никуда не уйду. Я вернусь в наш дом, хочет она этого или нет. И сейчас, когда ухожу, я целую ее в висок. Это обещание. Обещание того, что я здесь и вернусь на следующий день.
Я смотрю на Эмми и вижу, как она наблюдает за ребенком. Он крепко держит ее мизинец своим маленьким кулачком. Глаза Эмми сверкают. Это счастье, что я увидел ее такой с тех пор, как она вернулась домой.
— Канье, привет! — я слышу голос Карли позади себя.
Эмили и я поворачиваемся и видим Карли, держащую детскую бутылочку.