Ты любил меня за мои слабости

Харпер Эви

Я люблю тебя, Эм. Однажды я надену кольцо тебе на палец вместо розы на запястье.

Крик срывается с моих губ.

Наша жизнь будет наполнена улыбками. Мы будем счастливы, Эмми. Даже если это убьет меня, мы будем. Это наши темные дни, детка, но они не будут длиться вечно.

Мое сердце умоляет меня остановиться, заблокировать то, что разрывает его совсем недавно исцеленную

плоть. Я плачу. Моя душа умирает.

Мой разум окутан воспоминаниями. Плотно завернув их, готовясь защитить. Никогда не забыть.

— Эмили, — шепчет мягко Алекса. Мое имя срывается с ее дрожащих губ.

Эмили, я не мог рисковать тобой снова, и на этот раз все будет лучше. Ты всегда будешь со мной. Не будет больше месяцев ожидания, чтобы провести время вместе.

Мое тело замирает. Меня охватывает неописуемая ярость. Даже когда мужчины брали мое тело против моей воли, даже когда я слышала крики подруг, когда их избивали и насиловали, я не чувствовала такого прилива безумия. Никогда я так не жаждала смерти и разрушения.

Я сжимаю руки в кулаки и обнаруживаю, что все еще сжимаю телефон. Я больно сжимаю его в ладони, а потом с яростным криком бросаю в голову Донована. Удар пришелся ему в висок, и он застонал от боли. В тот же миг на его виске открывается рана, и из нее сочится кровь.

Я безрассудно кручусь вокруг, ища что-нибудь еще, чтобы разбить ему голову. Мне нужно разрушение. Мне нужно почувствовать хаос. Все лучше, чем эта мука.

Смех Донована разносится по комнате эхом. Смех пронзительный, словно гвозди по классной доске.

Я стискиваю зубы.

— Это то, что я пропустил в начале? Так вот как вы начинали в Коллекции? Черт, тогда я пропустил несколько хороших моментов.

Его безумные слова едва проникают в мои мысли. Мой разум слишком хаотичен. В моей голове слишком много мыслей о пытках и убийстве.

— Что у тебя в машине, Алекса? — требую я.

— Ч-что? — смущенно спрашивает Алекса.

Я поворачиваюсь к ней, не в настроении тратить время, и нетерпеливо говорю.

— У тебя есть инструменты, оружие, ножи или молоток? Все, что угодно, чтобы убить его, — шиплю я и указываю на Донована.

Алекса смотрит на Донована, потом снова на меня, и быстро кивает.

— Да, у меня в багажнике есть ящик с инструментами, — как только Алекса заканчивает фразу, она выбегает из дома и бежит к машине.

— Ты действительно думаешь, что можешь убить меня? Ты не могла сделать этого раньше. Почему ты думаешь, что сможешь сделать это сейчас? — самодовольно спрашивает Донован.

Я съеживаюсь от его слов. Я не могу допустить его существование, не говоря уже о том, чтобы слышать его голос.

Я пронзаю его взглядом.

— Раньше мне было ради чего жить. Теперь я все равно что мертва и забираю тебя с собой, — мой голос сочится презрением к нему.

Донован бледнеет. Мой бесстрастный тон и честные слова прорываются сквозь его

дерзкую личность, и он наконец понимает, что очень скоро умрет в этой комнате со мной.

Прежде чем Алекса возвращается в помещение, раздается лязг инструментов. Эта комната навсегда останется в моей памяти.

Алекса бросает чемодан на диван и открывает крышку. Она отступает назад, а я иду вперед, чтобы посмотреть, какие у нее инструменты. Он полон различных типов отверток, гаечных ключей и других инструментов, названий которых я даже не знаю.

Я выбираю синюю отвертку, испачканную жиром и грязью. Она выглядит старой и тупой. Идеальной.

Я сосредотачиваюсь на Доноване, который смотрит на меня с паникой и страхом на своем уродливом лице. Я пару раз шлепаю отверткой по руке, дразня его.

— Куда тебя ударить в первую очередь? — спрашиваю я.

— Мои ребята будут здесь с минуты на минуту, Эмили. Если ты еще раз ударишь меня этим или чем-нибудь еще, обещаю, ты пожалеешь об этом, когда я тебя свяжу, — шипит на меня Донован.

Это подстегивает меня. Я оглядываюсь на Алексу.

— Тебе лучше уйти. Пока его люди не вернулись сюда.

Она качает головой.

— Нет, я останусь здесь до конца. Я должна была помочь тебе много лет назад, но не помогла. На этот раз я тебя прикрою.

Слова Алексы потрясают меня. Она виновна. Вот почему она мне помогает. Она сожалеет, что стала частью империи Марко. Из того, что Лили рассказала мне об Алексе, она была сильно избита за попытку помочь женщинам сбежать.

Хотела бы я иметь достаточно эмоций, чтобы позаботиться о ней и сказать, что все в порядке, что я прощаю ее. Но это не так. Ярость и месть правят мной. Но это не месть за мои потерянные пять лет, которые кажутся такими ничтожными по сравнению с жизнью без Канье.

Я смотрю на дьявола в кресле, который отнял у меня все.

Никогда больше я не буду восхищаться яркой улыбкой Канье.

Никогда больше я не услышу его глубокого хриплого смеха, когда он подумает, что я очаровательна.

Я представляю себя на семейном барбекю, оглядывающей толпу людей, надеясь увидеть его, зная, что его там нет.

Я мысленно вижу свой розарий, а Канье стоит посередине и смотрит на меня.

Я должна была провести с ним свое первое Рождество в этом году.

Он — единственное, что у меня было, пускай и не так долго. Семья.

Я резко смахиваю слезы и стираю эти мысли из головы.

Мой разум отделяется от тела. Часть меня не хочет этого делать, никогда бы не смогла поступить так с другим человеком.

Я смотрю на Донована, но только сейчас по-настоящему сосредотачиваюсь на нем. Он смотрит на меня, как раненый зверь, готовый бежать. Я делаю шаг вперед, и он вздрагивает. Я улыбаюсь. Садистская, безразличная улыбка, которая появляется на моем лице в предвкушении его мучений. Возможно, это будет моя последняя улыбка в жизни. Я решаю, что пришло время снять груз с души.