Ты мерзок в эту ночь?
Шрифт:
— Уверен, ты сможешь подсобить нам с празднованием, — сказал я. — Может, присядешь, Францц?
— Ах, я слишком всволнован! Я не могу присесть! Я постою сдесь, хорошо! — так он и вертелся рядом, размахивая руками, расчищая себе место в толпе, в какой-то момент схватил и прикурил свернутый Тревором косяк, который, как выяснилось, почти наполовину состоял из крохкого черного гаша. И посвящал нас в события своей восхитительной жизни, случившиеся с нашей последней встречи в городе.
Францц был модельером с международным именем и сопутствующей славой, он и его более деловая сестра Виттория запускали линии женской одежды, украшений и косметики, которые
И он искал компании других дизайнеров. Но не тех, кто делал платья, ожерелья или духи. В их обществе он обычно скучал. Франццу нравились химики.
На самом деле ему нравились все научные умы, поэтому он занес в свою коллекцию и меня. Он говорил, что талант у нас электрический, в то время как у них с Тревором талант был словно мазок акварели на полотне сырого шелка. Так он тоже выражался. Но больше всех он любил чердачных алхимиков и подвальных волшебников, тех, кто смешивал эзотерические и часто смертоносные ингредиенты и получал если не золото, то кайф. Францц коллекционировал дизайнеров наркотиков — может, даже спонсировал, хотя я никогда об этом не спрашивал, а он никогда не рассказывал — и я знал, что нынешняя ночь будет особенной.
Как раз, когда мы приканчивали косяк с гашем, у меня в кармане зажужжал пейджер — прямо в левое яйцо. Я не хотел тащить его с собой, но приехал с работы в Ноорд и решил не мотаться до нашей квартиры на Регулирсграхт, чтобы оставить вещи.
Это оказался Пайт из Системс Центрум Европа, компании, для которой я в качестве фрилансера много чего настраивал. Я собрался было не обратить на вызов внимания, но пожалел его, торчащего в силиконовых дебрях в канун Нового Года, и пошел к телефону—автомату узнать, скрывается ли за этим что-нибудь интересное.
Не скрывалось. Когда я вернулся к столу, Францц жестом подкреплял какую-то фразу, показывая руками большой круг и вопя:
— ВОСКРЕСЕНЬЕ, КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ!
Я пробрался за его спиной на свое место.
— Что там? — спросил Тревор.
— Ничего. Скукота.
— Нет-нет, поделиззь с нами, — сказал Францц, и заметно было, что ему правда хочется знать.
— Понимаешь, многие думают, что компьютерные сети в полночь завалятся. Машины не поймут смены дат, потому что компьютерные годы описываются только двумя знаками. Поэтому есть предположение, что они подумают, что наступил 1900 год, и от этого начнут всячески барахлить самыми любопытными способами.
— Да, слыхал об этом, — Францц поджал губы. — Но я годами об этом слыхал.
— Они и знают об этом годами, но до сих пор понятия не имеют, что делать. Пайт сидит там с кучей техников и приглядывает за своей маленькой сеткой, и они хотят быть готовы к... — я пожал плечами. — К чему угодно. Техники последние лет пять провели, гадая, что именно произойдет, и все же даже этого наверняка сказать не могут.
— Но у тебя, как всегда, есть предположения, — Францц наставил на меня свой безупречно наманикюренный, покрытый серебристым лаком ноготь. — Так што же происойдет с компьютерами в полночь, Зах?
— Скорее всего, многие из них таки отрубятся. Не думаю, что с неба повалятся самолеты, как
— Архифам чего?
— Всего.
— Унд ты не хочешь помочь? — поинтересовался Францц — с плохо скрытым весельем, подумал я.
— Черта с два. Я хочу сперва посмотреть, что именно произойдет, а уж потом влезть и решить, что мне с этим делать.
Францц одобрительно ухмыльнулся. Тревор лишь покачал головой и одними губами произнес нечто вроде «экстрадиция», которая, на мой взгляд, нихрена нам не угрожала спустя семь лет. Я даже не был достаточно взрослым, чтобы меня могли преследовать, как взрослого, за худшее из свершенного на территории Штатов. В любом случае, Тревор знал, что не сможет меня остановить. В случае с чем-то столь грандиозным я и сам себя не смог бы остановить.
— Итак, — спросил я у Францца. — Какие химикаты у тебя сегодня в меню?
Он нервно огляделся вокруг, даже несмотря на то, что никто за соседними столиками не расслышал бы меня за гитарным воем последнего хита из десятки Foo Fighters.
— Пойдем ко мне в комнату. Я фам покажу.
— О да, ты-то нам покажешь.
— И это покажу, если хотите. Но сперва покажу фам новый препарат.
«Комната» Францца представляла из себя невероятно роскошную квартиру с видом на ярчайший отрезок Аудзейдс Фоорбургваль, которую ему сплавил некий безымянный приятель, решивший нырнуть в новое тысячелетие из какого-то иного места. Панораму за громадным окном — розовые мазки неона, каменные арки, подсвеченные электрически-алыми лампочками, мерцающий черный канал, перистальтику толпы — можно было разглядывать или отгородить нажатием кнопки, которая обращала стекло в зеркало. Мы предпочли наслаждаться видом.
Не теряя времени даром, Францц извлек откуда-то крошечный полиэтиленовый пакетик и высыпал его содержимое на стеклянную поверхность кофейного столика. Горка белого порошка, которую он начал делить лезвием. Тревор казался заинтересованным, но я пошел на попятную.
— Не-а, ребят. Я пас, если это какой-нибудь кокс или спиды, или даже ешки — никогда не знаешь, чем эту херню разбавляли. Вы в курсе о моих отношениях со стимуляторами.
Францц не оторвался от своего занятия, но с осторожностью проговорил сквозь зубы, боясь сдунуть порошок, отчего его неопределенный акцент сделался еще более странным:
— Да-а, да-а, З-зах. Я знаю о твоих отношениях со зтимуляторами. Не кофе, не кристаллы, не кока-кола. Это безопаззно для всяких дерганых типов вроде тебя.
Эту фразу я пропустил мимо ушей, потому что, хоть характер у меня и не был особенно дерганым, насчет тела сомневаться не приходилось.
— Так что конкретно...
Францц перебил меня чем-то, столь изобилующим буквой З, что я не смог его разобрать.
— Повтори?
Он поднял голову и тщательно выговорил оба слова:
— Сссинтетическая айяхуаска.
Тогда Тревор всерьез оживился.
— Берроуз писал о ней.
— Не может быть, — сказал Францц. — Ее только на прошлой неделе синтезировали до совершензтва.
— Не о дизайнерской версии. Настоящие походные заметки о джунглях. Он называл ее «яхе» и поехал на ее поиски в Колумбию в конце «Джанки».
— Унд?
— Ну, нашел, конечно. Он о ней с тех пор кое-что написал. Странный галлюциноген, — Трев нахмурился. — По-моему, вызывает фонтанирующую рвоту.