Ты-мои крылья
Шрифт:
— Ой, не могу… Спасибо, милая. Ты — прелесть.
— Эй… Ты чего ржешь, ну, правда? Я же от души.
Оно-то понятно. И от этого еще веселей. Все-таки родителям редко когда удается выглядеть в глазах своих детей супергероями. А жаль…
— Иди уже спать… «От души», — перекривлял Артур дочь.
— Ага… Пойду… Пап, слушай, а ты… ну, может, съезди к ней?
— Зачем?
— Поговорить. Это, знаешь ли, всегда работает.
Копестиренский подозрительно сощурился:
— Ты сама куда-то хочешь двинуть, да?
— Да прям! Ничего такого я не планирую! Ты, что, забыл, что я наказана до
— Вот именно, — Артур схватил Карину за нос и потрепал.
— Па… Я серьезно. Она обрадуется. Вот увидишь.
Артур ничего не ответил. Только перевернулся на спину и хмыкнул. За Каркушей с тихим щелчком захлопнулась дверь, у кого-то неподалеку взвыла сигнализация. Выругавшись, мужчина сел на кровати. Огляделся. Подошел к окну. Под лохматым весенним снегом сновали продрогшие люди. Опьяненные приходом весны, они оделись совсем не по погоде, а ведь зима отступать не желала! И сыпала… сыпала… сыпала снег на их непокрытые головы, забивалась под ворот легких пальто. Артур вздохнул, растер ладонями лицо. Стены дома на него как будто давили и стремились скорее выставить за порог. А может быть он сам того хотел… Выйти, подставив лицо уходящей зиме, остудить свою голову. Протрезветь. Или, напротив, испить колдовское зелье любви до донышка. И будь, что будет.
Очевидно, ему не следовало ввязываться в отношения со Стеллой. Это было бы правильно и безопасно. Но случилось то, что случилось. Отказаться от нее на данном этапе Артур просто не мог. Она стала для него глотком свежего воздуха. Рядом с ней он вспомнил, что счастье есть. И теперь, невольно ее обидев, Копестиренский места себе не находил. Жизнь — несправедливая штука. В ней хорошим людям больней всего жить… А он еще и солью раны присыпал. И, наверное, поэтому его чувство вины было таким ярким и мучительным.
Он оделся буквально за пару секунд. Джинсы, толстый вязаный свитер под горло. Хулиганская кожанка, ну, а что? Ведь весна! Сунул ноги в тонкие замшевые ботинки. Загремел ключами. Из комнаты вышла Каркуша.
— Все-таки поедешь? — улыбнулась она.
— Угу… — Артур деловито постучал по карманам и, выставив вперед указательный палец, скомандовал, — не забудь о пожизненном!
— Так точно. Никакого, тебе, гуманизма…
— Отправляйся спать, «гуманизм»! Я через час позвоню на домашний. Не дай бог, тебя не будет дома.
— Эй! А вот это было обидно! Я же пообещала!
Артур обернулся напоследок и, скривив губы в улыбке, пробормотал:
— Ладно. Посмотрим, чего стоит твое слово. Пока!
Тяжелая входная дверь открылась, выпуская мужчину в пропитанную сыростью черноту. В лицо ударил порыв совсем не по-весеннему холодного ветра. Спрятав лицо в высоком вороте куртки, Артур пробрался к машине и быстро ее обмел. Ехал долго. Несмотря на позднее время, поток машин не схлынул, еще и снегоуборочная техника выехала на дорогу, из-за чего в некоторых местах образовались длинные пробки. Добрался ближе к одиннадцати. Позвонил.
— Артур?
В голосе Стеллы звучало неприкрытое удивление. А еще… облегчение. Да, наверное, так.
— Впустишь?
— Да, конечно, проходи… Я работала.
Артур стянул ботинки, повесил куртку в шкаф под ее растерянным взглядом и, кивнув в сторону гостиной, спросил:
— Туда?
— Да… Проходи, пожалуйста. Кофе хочешь? Или… выпить? У тебя ведь выходной завтра?
— Нет, пить не хочу… Давай чай.
Стелла кивнула, сгребла со стола какие-то бумаги, сунула их в портфель и шмыгнула в кухню.
— Я тебя отвлек от работы?
— А? Да, нет. Я бы все равно уже скоро свернулась. Спать пора… Я стараюсь спать не меньше восьми часов. Это полезно для организма… — тараторила женщина, гремя посудой. А он просто на нее смотрел. Смотрел и удивлялся ее изменчивости. Каждый раз Стелла представала пред ним в каком-то новом образе. И вот сейчас — опять. Без привычного макияжа, с заправленными за уши прямыми льняными волосами и в строгих очках… она была такой красивой!
Всю свою жизнь Артур ориентировался на слова. Его мало интересовало, как человек выглядит, во что он одет — все это для него не имело абсолютно никакого значения. А вот слова, фразы, интонации — были ему понятны. А со Стеллой он вдруг понял, что слова совершенно не обязательны. Что о ней ему гораздо больше расскажут совсем другие вещи. То безумное пальто… Туфли на высоких шпильках, опоясывающие тонкие щиколотки ремешками. Ее аромат. Дорогой, эксклюзивный… И в то же время какой-то домашний.
— Я тут ватрушки испекла. Будешь? Вкусные… с творогом и изюмом.
Вот… Она пахла ватрушками! От нее исходило… тепло, к которому ему каждый раз хотелось возвращаться.
— Разве что только на завтрак. Если не выгонишь.
Стелла медленно обернулась и покачала головой.
— Не выгоню, Артур. Ты же знаешь.
— Нет. Не знаю… На твоем месте, я бы указал мне на дверь.
— Да? Почему?
— Да потому, что вел себя как последняя задница. Извини.
— Заметано…
— Я скучал.
— Я тоже… Поразительно, как быстро я привыкла к тому, что ты рядом.
— Да.
— Я…
— Стелла… Брось эти чертовы чашки. Иди ко мне.
Она влетела в его объятья, как тогда. В Париже. Коснулась губами его твердых губ, лизнула. Коротко тронула губами скулу, потянула вверх толстый свитер.
— Пойдем в спальню? Там… там удобнее? — шептала между поцелуями, вспомнив его слова, которые однажды чуть все не испортили.
— Боюсь, не дойдем… — выдохнул полушепотом Артур, стаскивая с нее домашние брюки. Провел шершавыми подушечками пальцев по бедрам, поднялся к груди, чуть прижимая возбужденные пики сосков. Стелла окончательно растаяла от его грубоватой ласки, ноги подкосились, и для того, чтобы устоять, женщина откинулась на широкий разделочный стол, чем Артур тут же воспользовался, усадив ее на край.
— Артур…
Стелла потянулась к пряжке на поясе, подрагивающими руками расстегнула и нетерпеливо пробралась внутрь. Сжала сквозь тонкий трикотаж белья его отяжелевшую плоть, погладила пальцем головку. Артур стащил джинсы вместе с трусами и, глядя Стелле в глаза, широко развел ее ноги так, чтобы пятками она уперлась в столешницу. Неторопливо потянул вверх тонкую кофточку, сглотнул, прижимаясь лицом к ее шикарной груди. Взвесил ту в руках, накрыл жарким алчущим ртом вершинку, посасывая. Стелла заерзала, бормоча что-то под нос. Артур повторил манипуляцию со вторым соском, и только после опустился перед ней на колени. Дурея от того, что происходило…