Ты моя, Эмилия
Шрифт:
– Что-то они слишком часто на промысел выходить начали в последнее время. Быть беде, - сумрачно пророчит толстяк.
– Не каркай, - одаривает его хмурым взглядом напарник.
– Ну, мы пойдем уже? Мочи нет стоять, - тяжко вздыхает Амадеус.
– Находились с сестрой за целый день.
– Да-да, проходите, - отступает с дороги Сэм, спасибо за предупреждение.
Мы поспешно проходим пост и оказываемся на широкой, выложенной камнем, мостовой. Ее освещают неяркие старинные фонари, но мы стараемся держаться в тени. Посох я поспешно отдаю аптекарю и перехватываю дочь второй рукой. Тело Есении обмякает, а ручки еле-еле держатся за меня, и я понимаю, что дочка благополучно заснула.
– Мастер Амадеус, - окликаю я спешащего вперед старика.
– Мне нужно по-другому взять дочь, она спит и может упасть.
Он резко останавливается и сворачивает в тень небольшой узкой улочки, а я за ним. Там уже, под прикрытием темноты, я осторожно с помощью моего провожатого, беру Сеньку более удобно. Но аптекарь все равно тщательно драпирует нас плащом.
– Уже недолго осталось, потерпите, мисс Эмилия.
Я вздыхаю. А куда мне деваться? Потерплю. На языке вертится куча вопросов, но понимаю тут не время и не место.
Дорогу к дому аптекаря я помню мало, больше слежу за тем, чтобы не потревожить дочку и чтобы полы плаща не сильно развевались при ходьбе, сводя на нет всю маскировку.
Минут через пять мы останавливаемся возле небольшого домика. Амадеус открывает калитку, и наша компания благополучно входит во двор, а затем, и в сам дом.
Как только мы ступаем за порог, в прихожей тут же загорается мягкий свет, позволяющий разглядеть незамысловатую обстановку.
– Мади, это ты?
– слышится откуда-то из глубины дома голос и нам на встречу выходит милая кругленькая женщина с полотенцем в руках. Она ошеломленно замирает на пороге и большими круглыми глазами взирает на нашу живописную композицию.
– Я, - тихо отвечает Амадеус.
– Гостей привел. У нас ребенок заснул, Мари. Подготовь, пожалуйста, комнату Фионы, чтобы можно было уложить девочку.
– А затем оборачивается ко мне, уступая дорогу, и помогает снять плащ.
– Проходите, мисс Эмилия. Глаза Мари расширяются еще больше, когда она получает возможность полностью меня разглядеть, хотя, казалось, куда уж тут, и женщина опрометью бросается куда-то по деревянным ступеням наверх с торопливым шепотом:
– Сейчас-сейчас, я все сделаю…
Амадеус, пока мы ждем, проводит меня в комнату, которая служит, судя по обстановке, гостиной. С любопытством разглядываю красивое фортепиано, расположенное возле окна, старинный камин, небольшой круглый столик, застеленный ажурной скатертью, и парочку мягких диванчиков. На одном из них я как раз и устраиваюсь, положив Есю на колени,
– С вашего позволения, я на минуточку отлучусь, - кивает он мне и выходит, плотно прикрыв за собой дверь. Я изумленно осматриваюсь по сторонам, отмечая те детали обстановки, на которые вначале не обратила внимания. На высоких подставках по углам стоят круглые стеклянные светильники, два из которых сейчас освещают неярким желтым светом комнату, Окна зашторены красивыми парчовыми занавесками с выбитыми замысловатыми узорами на них. Кое-где на мебели лежат кружевные вязаные салфетки, а на столе стоит ваза с цветами, источающими изумительный ненавязчивый аромат.
Дверь, тихо скрипнув, отворяется и в гостиную входит Мариэн.
– Здравствуйте еще раз, - говорит она шепотом.
– Меня зовут Мариэн, но можете обращаться ко мне Мари. Я жена Амадеуса.
– Здравствуйте, - так же тихо отвечаю.
– Я Эмилия, это, - указываю глазами на Сеню.
– Моя дочка Есения. Извините за беспокойство.
– Ой, не извиняйтесь, - машет рукой Мари.
– Вы нас совсем не побеспокоили. Пройдемте со мной, я покажу вам вашу комнату.
Я осторожно поднимаюсь с Есей на руках и следую за женщиной. Комната, в которую та нас привела, оказывается очень уютной и совсем-совсем девчачьей. Наверно, тут раньше жила дочка хозяев.
Укладываю ребенка на, застеленную свежим постельным бельем, кровать и, наконец, выпрямляюсь и разминаю руки. Они ощутимо побаливают, и я пару раз их сгибаю и разгибаю, чтобы размять напряженные мышцы.
– Вам не мешало бы поужинать, мисс Эмилия, - шепчет Мари, наблюдая, как я снимаю с дочери джинсы и кофточку, оставляя в футболке, и прикрываю теплым одеялом.
– Благодарю, но я не хочу оставлять дочь в незнакомой обстановке. Она может проснуться и испугаться.
– Не переживайте, - успокаивает меня женщина, - Мы оставим ночник и артефакт, который реагирует на звуки и шевеления. Когда Фиона была маленькой, мы его использовали, чтобы была возможность заниматься домашними делами и не переживать проснулся ли ребенок в колыбели.
Я, задумавшись, хмурю брови. Местная радио-няня, как бы она тут не называлась, это конечно хорошо, но вдруг она не сработает, а Мариэн добавляет:
– Не переживайте, столовая тут, рядом, возле лестницы, вы в два счета успеете прибежать. Мы и дверь закрывать не будем, на всякий случай.
Еще пару минут колеблюсь, всматриваясь в безмятежное личико спящей Есении, убираю прядку светлых волос, упавшую на детский лобик и, наконец, решившись, встаю.
– Хорошо.
За столом уже сидит, переодевшийся в домашнюю удобную одежду, Амадеус, и в ожидании нас, тягает из вазочки посреди стола печенье.
– Мади, - всплескивает руками Мариэн.
– Побойся Бога, у нас же гости. Зачем ты нацепил на себя это старье?
Аптекарь, хитро улыбаясь в ответ на причитания своей второй половины, берет еще одно печенье и отвечает:
– Мне в нем удобно, это во — первых. А во-вторых, думаю, мисс Эмилии абсолютно неважно, в чем я сижу за столом. Ведь так, мисс Эми?
На моих губах невольно появляется легкая улыбка
– Абсолютно, - киваю и, приняв приглашение, тоже сажусь за стол, как и Мариэн.
– Мисс Эми, - немного откашлявшись, начинает Амадеус, накладывая себе на тарелку картофель.
– Я могу вас так называть?
Я киваю, добавив: - Можно и без «мисс», просто Эми.
– Эми, вы ведь не просто из другой страны, а из… места, которое намного, хм… дальше? Я ведь правильно понимаю?
– застает меня врасплох внезапной откровенностью проницательный аптекарь. Перевожу взгляд на его супругу, но в ее глазах тоже вижу не удивление, а легкое любопытство и еще какой-то затаенный, глубокий страх.