Ты моя, Птичка!
Шрифт:
— Как мама? — спросила я. Она не звонила мне ни разу за последние четыре месяца. Я тоже не рвалась в общение. Папы мне вполне хватало.
— Все так же. Стабильно, я бы даже сказал. Состояние средней тяжести, но в сознании. Как я с ними устал, Васька. Ты же знаешь про свадьбу. Мать с катушек скатилась. Будто свою собственную свадьбу организует. Я им бюджет выделил. Не миллионер, чай. Лиза сказала с таким бюджетом, она только в свинарнике свадьбу справит. А я и не против.
Мы рассмеялись. Говорили в этот день много. Болтали ни о чем. Он
На следующий день засобирался домой.
— Так, свадьба эта проклятущая через две недели. Родители Николаши оплатили им медовый месяц. В общем, собрались по деньгам и решили отметить в нашем городе. Приезжай, ладно.
— Хорошо. — ровно ответила я.
— Но если не хочешь, не лежит у тебя душа не к этой свадьбе, не к сестре с ее придурковатым, то не мучайся, Вась. Я даже рад буду, что ты спокойно своими делами займешься здесь, чем там на этих смотреть.
— Я приеду. Лиза приглашала.
— Тогда жду тебя через две недели. Позвони, встречу.
— Хорошо, папа. Пока.
Две недели пролетели в одно мгновение. Закрыла глаза, открыла, а уже с подарком под мышкой еду в родную деревню.
Лиза порхала, как бабочка. Все капризы выполнялись, как по волшебству. Сказать честно, я ей завидовала. Черной жгучей завистью. Коля на меня по-прежнему не смотрел. Отводил взгляд и улыбался всем, но не мне. Свадьба по моим меркам прошла роскошно, однако, сестра хныкала, что могло быть и лучше. Родители зажали денег, и она отметила это торжество, как колхозница.
Я держалась рядом с отцом и считала часы до отъезда обратно в свою маленькую квартирку.
Провожать меня на поезд поехал отец. В последний момент увязалась и мама.
— Вась, пойми, Лизе с Колей место свое нужно. Приезжай обратно домой, а они пусть в квартире живут. — говорила она, пока мы ждали папу у машины.
— Не могу. У меня работа и учеба.
— Я тебя разве так воспитывала, Вася? Неблагодарной?
— Мама, ты меня воспитывала все мои восемнадцать лет быть обязанной сестре. И я думаю, хватит на этом. — не сдержалась я.
— Что? Да как ты смеешь?
— Меня всю жизнь ты обвиняла в том, что Лиза постоянно болеет, что я виновата в ее болячках и неудачах. Я же пахала за нее в доме, на улице, в школе. Но этого было мало. Вы вдвоем за спиной у меня срали мне в душу. Одна тем, что спала с моим парнем, другая, прикрывая все это. Я отдала своего парня, почти жениха. Ты лишила меня ребенка. Мама! — повысила я впервые голос на нее. — Я бесплодна. Не смогу больше никогда иметь детей. А знаешь, почему? Знаешь? Потому что ты заставила меня сделать аборт в чухонной больничке, после чего я загремела туда же с воспалением. А ты? Что ты? Радовалась за Лизоньку. За дочурку свою, когда твоя вторая дочь сводила счеты с жизнью. И это я не благодарная? Я?
— Что? — голос отца прогремел, показалось на всю округу. Лицо матери посерело, и я была готова ловить ее, если она шлепнется в обморок.
— Ничего, ничего. Разговариваем тут стоим с Васей просто.
— То… то, что ты сказала… — папа откашлялся, глядя на меня, — правда? Про аборт и беспло… Господи…
Папа схватился за голову и отвернулся от нас с мамой. Я хотела подойти, хотела успокоить, сказать, что все прошло, что ничего страшного. В конце концов, сказать, что пошутила, наврала. Но та горечь, что стояла комом долгое время, превратилась в изжогу и пыталась затопить меня с головой. Я просто не могла сдвинуться с места. Вымолвить хоть слово не получалось. Мама хотела убежать, скрыться, да хоть на луну улететь. Наверное, именно в тот момент, она поняла, что совершила. Какую ошибку, роковую ошибку совершили ее разум и руки.
Я видело все это в ее глазах. Она смотрела на меня, в них плескалось все. Страх, отчаяние, сожаление, боль, злость, даже ненависть. Она ненавидела меня, как дочь. У нее была одна кровинка и это не я. Возможно, родись я дочерью ее сестры или соседки, она относилась бы ко мне с любовью и уважением. Но я родилась тем, кем родилась. Однако, знание того, что она лишила, пусть и не любимую, но все же дочь собственных детей заставило ее ненавидеть не только меня. Но и себя.
— Сели в машину. Обе.
Отец больше не произнес ни слова. В машине ехали молча, даже, наверное, дышали через раз. Выходя из машины по приезду на место, я кинула взгляд на мать. Она смотрела на меня. Плакала и смотрела. Но после отвела взгляд и не вышла из машины.
Папа пошел со мной. Помог с сумками.
— Какого хрена ты не сказала? Почему? Это из-за этого козла? От него беременна была?
— Конечно, от него. Я с ним встречалась тогда. Пап, не надо. Я хочу забыть, и ты забудь все. Не надо всего этого. Ладно?
— Ты знаешь, что я сейчас хочу сделать? Знаешь? — папа с каждым словом все больше повышал голос. — Да я порвать готов на лоскутки этого щенка. И Лизку выпороть, чтоб на заднице такие же шрамы были, как у тебя на руке. Чтоб, сволочи, на всю жизнь запомнили. Пойми ты, наконец, дура, если свои с тобой так поступают, то, что сделают чужие. Ты, доброта блаженная, посмотри, что теперь с тобой стало. Ты думаешь, забудешь это все? Забудешь, что родить теперь никогда не сможешь? Если ты веришь в этот бред, то мне тебя даже не жаль. Они искалечили тебя. Искалечили.
Слова отца били по кровоточащим ранам. Били с такой силой, что меня ломало пополам, буквально. Слезы уже сдержать не получалось. Отец был в ярости. В бешенстве. Он не контролировал ни поток слов, ни смысл их.
— Неужели я такой ху. ый отец, Вася?
— Нет, папа, нет. — плакала я, пытаясь угомонить мужчину.
— Тогда почему я узнаю, что тебе испоганили всю жизнь твои мать и сестра последним? Я не заслуживал узнать, что ты беременна? Да пусть даже без папашки ребенка, нах… такой усрался. Я сам бы ему или ей заменил бы и отца, и деда, и бабку с теткой, если понадобилось бы. Почему ты не пришла ко мне?