Ты моя самая
Шрифт:
— Но это не даёт тебе права принимать такие решения и распоряжаться чужими жизнями! — процедил сквозь зубы Талэк.
— Да-да, только вы в праве распоряжаться жизнями и свободой своих суженых, — криво усмехнулся Дуртахт.
Талэк бросился на целителя, но дорогу ему заступила Алаида.
— Я бы на твоём месте ему голову откусил, — негромко предложил Альрик, гневно скрипя отросшими клыками.
Друзья Берга уже давно стояли во дворе, но предпочли не вмешиваться.
— Мать моя волчица! — ошеломлённо пробасил Торольв. — Да кто же из нас больше зверь после этого? — он с осуждением
— Я сейчас отправляюсь за сыном, и мы вместе поедем на Меотию забирать нашу малышку. Но по возвращении я подниму вопрос перед старейшинами о дальнейшем твоём пребывании в стенах Шагоса, — заявил Талэк.
— Поступай, как считаешь нужным! — довольно равнодушно проговорил Дуртахт; ему теперь было всё равно, какое примут решение хранители шагосского источника, главное, он облегчил свою душу, и сейчас, впервые за долгие годы, чувствовал себя так, словно с его плеч сняли непосильный груз! — Наверное, я и правда здесь задержался, — невозмутимо кивнул своим мыслям, задумчиво провожая взглядом удаляющихся оборотней, которые, не сговариваясь помчались к Чёрной скале. — Слишком высокой оказалась для меня плата за то, что я сделал!
Алаида задумчиво посмотрела на целителя и негромко произнесла:
— Так или иначе однажды нам всем приходится платить за свои слова и поступки! Я бы очень хотела понять тебя, но не могу! — повернулась к своему собеседнику спиной и, не оглядываясь, направилась к замку.
***
Берг услышал своих сородичей ещё до того, как они вступили в его лес, но как лежал на шкурах, закинув руки за голову, так и продолжил лежать.
"Какая ирония судьбы! Теперь это стало и моим развлечением: прислушиваться к посторонним звукам и охотиться на местное зверьё. — Горько усмехнулся. — Как всё же кстати Мирра освободила это место от прежнего хозяина”.
— Берг, — тихо позвал Талэк.
— Я чувствую, Алаида снова напекла для меня своих пирогов. — Ноздри Берга трепетали. — Отец, оставь у порога то, что принёс, и уходи.
— У какого порога? — засмеялся Альрик. — Ты живёшь в пещере. Забыл, что ли?
— И ты тут? — Берг даже улыбнулся: он был рад услышать своего друга.
— И я тоже здесь, — отозвался Торольв. — Вышел бы ты к нам, поговорить надо.
— Я не расположен ни к встречам, ни к беседам, — категорически заявил Берг.
— Берг, мы собираемся плыть на Меотию. Прямо сейчас готовят боевые корабли. — Талэк говорил ровным тоном. — Ты должен поехать с нами.
— Отец, ты учил меня, что нельзя принуждать свою суженую к чему-либо, и благодаря твоему совету у меня получилось с ней сблизиться, но этого оказалось недостаточно, она всё равно ушла. — Берг поднялся с лежанки. — Я сотни раз мечтал о том, как нападаю на Меотию, побеждаю злобных воительниц и в качестве трофея забираю Мирру. Потом думал, что будет лучше, если я проберусь туда и по-тихому умыкну свою суженую в одну из тех ночей, когда они поднимаются на эту свою священную гору Аморем по приказу царицы. Но это всё неправильно! Она должна сама захотеть пойти со мной. А сейчас ты мне предлагаешь отправиться на Меотию на боевых кораблях. Да она будет биться в первых рядах против моих воинов, защищая свою землю, свою любимейшую царицу-мать.
— Берг, мы плывём не за Миррой, а за твоей дочерью, которая живёт в Нижнем городе, — спокойно объяснил Талэк, а его сердце пело от радости: впервые за долгое время Берг сам вышел из пещеры и в его глазах разгорался интерес. — Малышка должна воспитываться среди своих сородичей. Мы должны научить её всему, что знаем сами.
— Когда отплываем, отец? — спросил Берг, решительно направляясь по тропе в сторону академии.
— Сейчас, — ответил Талэк, догоняя сына и довольно улыбаясь.
***
Кифийская Империя. Меотия. Нижний город. Порт
Тревожный набат звучал по всему южному побережью. Только что в порт Нижнего города вошли боевые корабли Достарии, и на берег начали высаживаться оборотни. А ведь раньше достарцы даже не заходили в кифийские воды. Жители в немом восхищении наблюдали за грозными воинами в боевом облачении, правда, на всякий случай держались поближе к своим домам.
Первыми шли Талэк и Берг, с ними рядом плечо к плечу двигались Альрик и Торольв, замыкали процессию воины-лисы и волки из многочисленного рода Веспилата. Оборотни были безоружны, но от них исходила такая мощь и решимость, что закрадывалась мысль, что оно им особо и не нужно.
По воздуху поплыл звук боевого горна. Ему тут же отозвался ещё один. Потом третий. Четвёртый. Талэк поднял руку, подавая сигнал своим воинам остановиться и быть начеку. Оборотни замерли, настороженно оглядываясь. Альрик, не делая резких движений, взглядом указал Бергу куда-то наверх. На крышах домов со всех сторон в полный рост стояли грозные лучницы Меотии, держа прибывших на прицеле и готовые в любой момент начать обстрел.
И тут на площади началось движение: жители города расступились, освобождая дорогу, и перед оборотнями предстала сама кифийская царица. Танаиса была закована в латы, сияющие золотом в солнечных лучах. Её сопровождали две воительницы, лица которых скрывали забрала шлемов, а за ними стоял целый отряд грозных кифиек.
— Что-то многовато воительниц, ты не находишь? — ошеломлённо прошептал Торольв.
— Да уж, — согласился Альрик, отмечая про себя, как ловко их за короткое время окружили со всех сторон.
Берг повёл внимательным взглядом по рядам воительниц. Лёгкий ветерок только что донёс до его ноздрей волнительный, до боли знакомый запах. Сердце замерло в груди в сладостной истоме, а зверь радостно заворочался внутри в предвкушении долгожданной встречи со своей суженой. Берг едва смог совладать с немедленным обращением.
“Где ты? — Его взгляд остановился на одной из воительниц, стоящих рядом с царицей. Он потряс головой, отгоняя наваждение. — Нет, это не ты! Но я чувствую, что ты здесь. Покажись! Позволь увидеть тебя ещё раз”.
Мирра стояла в третьем ряду сразу за своей матерью и во все глаза смотрела на своего учителя, но когда Берг поворачивал голову в её сторону, быстро пряталась за спиной Дианиры.
“Богиня, как же он хорош! Руки, плечи, губы... — Ласково улыбнулась. — А у нашей дочери твои глубокие серые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами”, — сердце затопило нежностью от одной лишь мысли о малышке.