Ты — моя тайна
Шрифт:
— А?..
Он перестал улыбаться. Я чувствовала это по тому, как напряглись его плечи, и по тому, как его губы прошептали, касаясь моей щеки:
— Ты моя тайна, Корина.
Мой рот открылся, но я ничего не сказала. К моему полному ужасу, признание Адама наполнило меня гораздо большим холодом, чем если бы он сказал, что мы просто развлекаемся, и я не знала почему. Я не знала, что сказать, как ответить, но, к счастью, было не нужно.
Неожиданно меня ослепил свет, и через несколько мгновений я увидела Роберта, стоящего в дверях с банкой приправы в руке, его
— Простите, мисс, — сказал Роберт ровным голосом и протянул руку, чтобы поставить приправу на полку позади меня. Он отступил, но остановился, положив руку на дверь. — Я закрою дверь и тут же скажу себе, что я ослеп, мисс, но думаю, что должен вас предупредить. Мисс Изабелла искала вас, и вероятность того, что вас не найдут, очень мала.
Я кивнула и постаралась расправить свое помятое платье.
— Спасибо, Роберт, — сказала я с тем достоинством, которое только смогла изобразить.
— Никаких проблем, мисс, — сказал он. — Я просто закрою дверь и позволю вам… привести себя в порядок.
Он оставил дверь приоткрытой, позволяя свету проникать внутрь, но я клянусь, что увидела озорную улыбку на его лице, когда он уходил.
Старый лес на границе поместья Чаттертон-Джонс был полон дубов, свежих зеленых опушек, пятнистого света и такой тишины, которая обычно действовала мне на нервы.
Земля под ногами была мягкой, покрытой слоем старых засохших листьев и опавших сосновых иголок. Мы с Адамом медленно шли по ним.
Это был тот самый лес, по которому Иззи провела нас вчера, но тогда я была настолько сфокусирована на Николасе, шедшем передо мной, что совсем не заметила окружающей красоты, совершенства тишины и спокойствия. И я начинала понимать, что это далеко не единственное, что я пропустила, пока бежала по жизни.
Железное расписание Иззи гласило, что мы должны побродить здесь поодиночке и поразмышлять о том, кто убил лорда Сазербая, прежде чем мы все соберемся в гостиной для большого финала. Мы с Адамом не слишком много думали об этом. Но мы мало разговаривали. Точка.
Задыхались от поцелуев? Обнимались? Да. Этого было много.
— Что случилось? — спросил Адам, заметив, что я нахмурилась.
— Я немного… сбита с толку всем этим… — Я сжала губы и покачала головой. — Я не знаю. Все так…
Его лицо стало серьезным, он взял мою руку и сжал ее.
— Я знаю, Корина Фрейзер. — Из-за теплоты его глаз в носу снова начало жечь. — Я знаю, сколько боли тебе причиняли в жизни.
Я отвернулась, не в состоянии смотреть в лицо истине, которую он только что высказал. Он подождал, пока я втянула воздух ноздрями и попыталась побороть жжение. Я не плакала ни перед кем. Никогда. Не теми настоящими мокрыми слезами, от которых лицо опухало и текла подводка. Я не слишком этим горжусь, но я могла выжать несколько идеальных капель из глаз, когда того требовала ситуация и когда это помогало мне получить, что я хочу. Но я считала свои слезы. Я решала, сколько упадет и когда. Я всегда контролировала ситуацию.
Он продолжил говорить, когда я уставилась на куст падуба и не ответила.
— Я понимаю, почему ты нарочно избегала или разрывала отношения, когда они грозили стать серьезными.
Правда? Надеюсь, он расскажет мне.
И я надеялась, Адам не мог видеть сквозь горошек и помаду. Я надеялась, он не мог заглянуть внутрь меня, словно я была сделана из стекла, и не мог рассказать мне, что написано у меня на сердце, потому что я сама не могла расшифровать это. С Адамом я не могла быть загадочной и непредсказуемой. Это два моих главных способа держать мужчину в напряжении, не позволять ему найти равновесие, в то время как мои каблуки прочно стояли на полу. Но Адам знал обо мне все, в то время как я упустила столько очевидных вещей о нем.
Я повернулась назад, но сосредоточилась на одной из пуговиц его рубашки вместо того, чтобы смотреть ему в глаза.
— Ты думаешь, мы поступаем правильно? — спросила я. — Что бы ни происходило между нами, это может положить конец нашей дружбе.
Он аккуратно взял мой подбородок большим и указательным пальцами и приподнял мое лицо.
— Мы долго к этому шли, Корина. Мне нравилось быть твоим другом, но я наконец признался себе, что хочу большего, и я не могу продолжать притворяться, что это не так. Не проси меня вернуться назад.
Его откровенность заставила меня снова начать искать спасительную пуговицу. Мой инстинкт говорил мне уйти от этой сложной темы, сделав любую из сотни вещей, которую я обычно делала в таких ситуациях, например, послать воздушный поцелуй и загадочно уйти, не отвечая, но я чувствовала себя безоружной. В прямом смысле слова. Все, что оставалось в моем арсенале, — это откровенность.
Я глубоко вдохнула:
— Я не знаю, готова ли я к этому.
Он сделал шаг вперед и обнял меня. Даже в скучном костюме священника он потрясающе пах. Пуговица рубашки была так близко, что пришлось скосить глаза, чтобы она не расплывалась.
— Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, и я думаю, что ты готова к гораздо большему, чем ты считаешь.
Глаза заболели, и пуговица расплылась.
— Откуда ты знаешь? И почему ты знаешь, а я нет? — Знаю, это прозвучало мрачновато, но я ничего не могла поделать с собой.
Он наклонился и поцеловал меня. Его губы были мягкие, теплые и дразнящие. Я издала звук, подозрительно похожий на мурчание.
— Нечестно, — сказала я, улыбаясь.
Я слегка выгнула спину, чтобы посмотреть на него. Он был серьезен.
— Когда ты начала говорить о Николасе, я понял, что на этот раз это не просто временное увлечение. Я знал, на этот раз все иначе.
Я подняла брови:
— Да? Ты знал?
— Да, знал. И я решил, пришло время изучить, что же происходило между нами под поверхностью. Чего, как мы притворялись, не было. Я понял, что не хочу, чтобы ты хотела Николаса. Я хотел, чтобы ты хотела меня. — Уголок его рта чуть приподнялся. — Вот почему я согласился поехать на этот уик-энд с тобой. Я должен был сделать что-то, чтобы это произошло.