Ты - наша
Шрифт:
Что можно? Что?
Я задыхаюсь, хочу запахнуться, но не успеваю, потому что в этот момент Лис добирается до верха бедер, проводит пальцами прямо по трусикам, и мне стыдно и сладко!
Вспоминается, как он уже делал так! И что я при этом чувствовала! И как смотрел на меня в этот момент Камень, какой жесткий, жестокий даже, обволакивающе-острый был у него взгляд тогда…
Воспоминание это накладывается на происходящее, и меня трясет еще больше, а голос пропадает.
Лешка, так и не дождавшись от меня разрешения на что-то, и, видно, решивший, что, раз отказа нет, значит,
— Мокрая, малыш… — хрипит он, и Лешка, услышав это, вздрагивает, вскидывает на меня взгляд, неверяще смотрит в мое лицо.
И мне снова стыдно!
Потому что в лице моем, наверно, что-то странное они читают, что-то развратное, то, что контролировать не получается никак.
Я стыдливо пытаюсь отвернуться, но Лешка властно придерживает меня за подбородок, шепчет возбужденно:
— Хочешь, маленькая? Хочешь? Меня?
Я не могу ничего ответить, мне стыдно, стыдно, стыдно!
И щеки горят так, что сейчас, кажется, подожгут все вокруг, и сердце стучит, а в горле — ком!
— Или меня, малыш? — вступает в разговор Лис, все так же, словно бы рассеянно, но очень-очень нежно и как-то невероятно правильно поглаживающий меня между ног. От каждого его прикосновения что-то внутри сокращается в сладкой судороге.
Камень, услышав вопрос своего противника, рычит сдавленно, но почему-то ничего не делает, не пытается его вышвырнуть, оторвать от меня.
Странная неправильная правильность происходящего зашкаливает, а у меня нет ответа на их вопросы…
И потому я молчу, судорожно переводя взгляд с одного на второго, пугаясь еще больше, кусаю губы, тяжело пытаюсь сглотнуть застрявший проклятый комок в горле…
А парни, заторможенными горячими глазами отследив движение моего горла, коротко переглядываются, и Камень снова спрашивает:
— Нас? Нас хочешь, маленькая?
Меня прошибает потом и сладким ужасом от безумного смысла этого вопроса. Настолько, что лишь выдыхаю судорожно, сжимаю пальцы на каменных предплечьях Лешки.
Хочется сбежать отсюда, моргнуть и пропасть, улететь в какую-нибудь кротовью нору, только чтоб не сгорать заживо от плавящих кровь огненных взглядов, от запредельного безумия ситуации, от себя, не умеющей правильно сказать ничего… Или не знающей, что говорить, потому что… Потому что последний вопрос… На него нет ответа. Или есть? Просто я боюсь его даже в голове формировать, не то, чтоб обдумывать и тем более отвечать?
Но парням, похоже, мой ответ не особенно и нужен.
Они снова переглядываются, Лешка хмурится, а Лис усмехается.
— Правильное решение, малыш… — шепчет он. И тянется вниз, прикасаясь губами прямо там! Прямо в том месте, где все горит, все пылает от напряжения и взорвется, если, если…
— Ах-х-х… — я не могу себя контролировать, выгибаюсь в пояснице непроизвольно… Прямо в руки Лешки подаваясь.
Он рычит и оттягивает край простенького лифчика вниз, касается огненными
Я закрываю глаза, умирая в этот момент. Просто умирая от жесткой, выносящей за пределы этого мира чувственности и, кажется, плачу. Потому что Камень скользит губами по щекам, слизывая влагу с них, бормочет что-то утешающее, а Лис властно и грубовато уже стягивает по ногам вниз белье, дышит возбужденно, и потом… Ох… То, что он там делает… У меня даже слов нет в голове, чтоб хоть как-то это обозначить!
Я прожила восемнадцать лет своей жизни, даже не предполагая, что парень может такое делать с девушкой! Он меня… Целует там? Нет… Нет… Он меня пробует на вкус. Словно какой-то фрукт, мягкий, нежный, текущий соком.
И Лис слизывает этот сок, упиваясь им, с каждым мгновением становясь все более несдержанным.
И в унисон ему — несдержанность Лешки, шумно дышащего, вылизывающего меня, словно зверь, словно самец свою самку. Его жесткий язык скользит по шее, по скулам, забирая дрожь стыда и рождая по коже мурашки возбуждения.
— Маленькая, нравится, нравится? — бормочет он, силой заставляя возвращаться в реальность, реагировать на происходящее, не то, что они, они оба, со мной делают!
— Ей нравится… — шепчет Лис, отрываясь на мгновение и затем снова опускаясь, чтоб прикусить кожу дрожащего от напряжения живота, — смотри, она охрененная… Дрожит вся… Блять… Я ее хочу…
— Я хочу… — перебивает его Камень, и кусает мою шею чуть больнее, чем до этого.
Я лишь вскрикиваю тихо и, чуть придя в себя, пытаюсь сжать ноги.
Но Лис не дает это сделать.
Он уже давно расположился на здоровенном диване между моих ног, стянул с себя футболку, и сейчас его расписной торс смотрится на редкость горячо и внушительно. Особенно в унисон с горящими возбуждением глазами.
Я моргаю, осознав, что жадно рассматриваю его, взлохмаченного, лениво-развратного, пошло облизывающего губы…
И, вздрогнув, перевожу взгляд на Лешку, по-прежнему стоящего на коленях передо мной. И понимаю, что не стоило мне этого делать. Не стоило смотреть.
Лешка тоже без футболки. Когда успел снять?
Его плечи, широченные, мощные, напряжены, а огромные руки с выпуклыми мышцами, белеют в полумраке комнаты. Цветные татуировки на них затейливы и пугающи.
Темные волосы взлохмачены, глаза горят безумно, губы блестят. И взгляд, жесткий, волчий.
Он настолько властный, что тянет склонить голову… Подставить горло. Тем более, что он так сладко, так больно кусает… Это невозможно выдерживать!
Этого невозможно не хотеть!
— Мы хотим, малыш, — шепчет развратно Лис и ведет двумя ладонями по моим бедрам, выше и выше, и я сжимаюсь невольно, ожидая прикосновения там, где все горит, жаждет взрыва, того, уже знакомого мне по нашему прошлому безумному разу. Но Лис, виртуозно задержавшись рядом на долгое жестокое мгновение, ведет пальцы выше, к животу, к ноющей от поцелуев Камня груди, мягко пощипывает соски, и я непроизвольно опять выгибаюсь.
Камень, не отводя взгляда от того, что со мной делает Лис, только дышит шумно, грудь его поднимается и опускается тяжело, а взгляд держит меня. Заставляет.