Ты не мой Boy 2
Шрифт:
Сергей Миронович не моргая смотрит мне в глаза.
— Вы простите, что я прямо. Но Вы ведь сами захотели прямо?
Видимо, не дождавшись после обещанных пяти минут, Денис выходит к нам.
— Я надеюсь ничем Вас не обидела, Сергей Миронович?
Сергей Миронович смотрит в глаза Денису.
— После присяги и распределения Денис поедет служить на Дальний Восток, в Уссурийск, — тяжелеет его тон. — Уже этим летом. Делать блестящую карьеру на границе под руководством одного моего знакомого генерала. Бросишь спорт, поедешь
Глава 12 — Выйти из матрицы
Я не хочу знать ответ на этот вопрос. Я этого ответа боюсь. Боюсь, что нет, не поедет. А ещё больше боюсь, соврет, что поедет.
Она и не должна ехать. Я ещё ничего для нее значимого и не сделал, чтобы она бросала всё… Да и я ее перед таким выбором не поставлю никогда.
— Не отвечай, Поль. Вопрос не актуальный.
— Ну, почему? Я отвечу. Я отвечу вам так, Сергей Миронович. Когда у меня будет муж и семья… Иногда я буду отказываться от чего-то ради них, иногда они ради меня. Вот так. Потому что мой путь, это тоже путь воина. И он важен.
Не соврала… Всё по-честному. Без громких дешёвых слов. Не разочаровал мой самурай!
— Это не ответ.
— Это ответ, отец. Я как раз и приехал сообщить тебе об этом. Присягу я принимать не буду. По распределению никуда не поеду. Можешь удалять меня из завещания.
Сжимает переносицу пальцами, закрывая глаза.
— Мне казалось, дети с возрастом умнеют. Но это точно не про тебя. Примешь. И поедешь. Иначе, почти три миллиона ты должен будешь выплатить за учебу в училище, если откажешься от присяги.
— Значит, выплачу.
— Да ты понятия даже не имеешь — сколько это в переложении на труд. Ты же палец о палец в жизни не ударил.
— Как и ты.
— Я работаю с деньгами.
— Ну, мутить из рубля два я тоже научился. Невелика хитрость.
— А из какого рубля теперь ты собрался мутить два?
— Какая тебе разница?
— Разница есть! Влетишь с чем-нибудь незаконным… Опозоришь семью опять.
— Денис, я на минуту, — уходит наверх Полина.
Держась за перила, поднимается. Инстинктивно бросаю взгляд на стальные пики. Погнуты! Ну ты даёшь, Малышкина!
Чувство спазма в животе, которое появляется всегда, когда я их вижу, вспоминаю или прохожу рядом, вдруг отпускает.
Губы мои растягиваются в улыбке, и в груди порхает от облегчения. Прикасаюсь к ее крестику под рубашкой.
Это ты послал мне Малышечку? Обещаю, что мы повенчаемся. Обязательно!
— Чему улыбаешься, Денис? — недовольно.
Потому что меня любят!
— Ты не поймёшь. Кстати, исключая меня из завещания, будь очень осторожен, кушая пироги Людочки. Она ведь становится единственной наследницей. А сейчас такие препараты… Инсульт устроить, нехрен делать.
— На что ты намекаешь?
— Ну ты же только сделал вид, что поверил своей просроченной нимфетке, правда, про мои домогательства?
— Ты позволял себе ходить по дому голым.
— Я стебался. Это был жест неуважения к ней, а не домогательства. Я в нее дверную ручку не засуну, не то, что член. Я даже есть не могу то, что она готовит. Брезгую.
— С чего вдруг?
— Ну потому что она или беспринципная шлюха, или геронтофилка. Ты веришь, что она геронтофилка? Ты не Ален Делон, отец! Ты выглядишь на десятку старше своих. Во что в тебе можно влюбиться малолетке, ну во что? Чем очароваться? Ты же всегда меня призывал быть реалистом.
— Ты что себе позволяешь, гадёныш неблагодарный?!
— Бойся, короче… Это смертельный приговор. А любые твои предохраняющие бумажки, она твоими же бабками оспорит в суде.
Отец рассеянно смотрит перед собой.
— И кстати, Поля не беременна. Я хочу жениться, потому что люблю ее. Такая вот роскошь появилась в моей жизни. Просто порадуйся за меня, что я вышел из этой ебучей матрицы! Ведь ты-то не смог, когда был на моем месте. Ты ведь до сих пор там. Живёшь, как хотели дед и бабушка… Носишься со своей голубой кровью! Я же тебя потому и бешу так сильно. Что тебя нагнули и причесали, а я до сих пор прямой и лохматый!
— Достаточно диванной психотерапии. Обсудим это, когда прибежишь за деньгами.
— Не-е-е… Не прибегу. Придется тебе заделать нового Корниенко, чтобы дергать за поводок.
Поднимаю взгляд на лестницу.
Полина спускается с фоткой в руках, где я и Яська, и под мышкой держит мой тощий детский фотоальбомом. Который закончился со смертью Марии Антоновны. Я там ужасный задрот в белых гольфах, клетчатых шортиках и подтяжках. А на зимней версии в детском пальто. Пальто!! Когда давно уже придумали комбезы и пуханы для малышни, чтобы можно было зарыться в снег.
— Как ты его отыскала там вообще за пять минут??
— Был под стопкой порножурналов! — закатывает она глаза, шлепая мне им по плечу.
— О-о-ой… — поджимаю губы, пряча улыбку.
Вкладывает в альбом фотку.
— Если твой бой закончен, то… — стреляет мне взглядом на выход. — Пора покинуть зону.
Мне кажется — закончен.
Надо что-то сказать.
— На фотосет не останусь. Там должна быть только семья. А я больше не часть ее. Война, короче, окончена, отец. Я вырос, наверное.
— Карту.
— Жаль, что ты — нет.
Оставляю на подлокотнике дивана.
Все!
Свобода!!
Как пьяный медленно иду на выход, не веря в то, что это наконец произошло.
На мраморном крыльце, как только двери за нами закрываются, Полина меня обнимает. Как я и просил.
— Я горжусь тобой.
— Я буду дворником, — ржу я от подкатывающей веселой истерики, — или сторожем! Или ещё хуже — менеджером. Малышкина, ты будешь любить меня менеджером?
Конечно, я стебусь. Но где-то работать придется.